Самсон назорей. Пятеро - стр. 33
– Два вопроса, два ответа, – сказал он наконец. – Я назорей, в год землетрясения пришел посол Иеговы к моей матери и назначил мне дело, и на то мне дана сила в плечах, и сила править людьми. Нашему племени трудно живется без защитника и мстителя. Эта жизнь мне назначена; изменить это нельзя.
Она ответила с отголоском рыдания:
– Через год, или два, или пять, когда жена твоя будет стоять над колыбелью, принесут ей мужа с раскроенной головой.
– Не знаю; это не мое дело, а твое – выбирай. Но выслушай второй ответ. Да, моя отрада в Тимнате и друзья мои там; в Цоре нет у меня друзей и никогда не будет. Но если мы выстроим дом, я прощусь с Тимнатой навсегда; гостем она меня больше не увидит; если увидит, то не гостем, а истребителем – когда-нибудь; и моя каждая ночь, не проведенная в поле, будет проведена в твоем доме.
– А шутить, и петь, и смеяться ты будешь в моем доме?
Самсон не ответил.
– Одной войны Самсону мало, – горько сказала Карни, – ему нужны две. В горах он будет воевать с врагами, дома с самим собою.
Самсон ничего не сказал.
– На что я тебе нужна – за такой выкуп? – спросила она почти беззвучно.
– Потому что ты – ты. Это правда, что филистимские девушки игривы, как котята или как солнечный луч на речке, и я люблю их игру. Но то, что в тебе, слаще их игры и стоит выкупа.
– Из сладкого выйдет горькое. Скоро придет вечер, когда ты, сидя со мною, повернешь голову в сторону Тимнаты и вспомнишь обо всем, чего нет во мне.
– Когда ты будешь со мною, я больше не обернусь в сторону Тимнаты.
– Твое сердце обернется, и я это услышу. Я и теперь слышу многое, чего ты не говоришь, потому что я люблю тебя.
Она это сказала совсем просто, но Самсону показалось, что гром ударил или что-то раскаленное упало ему на голову. Он остановился и, забывая о служанке, в первый и последний раз выдал свою душу на земле Дана – он всплеснул руками и воскликнул:
– Если ты любишь, к чему же тебе эти расспросы, меры и счет и что будет через два года?
Карни тоже остановилась; она опять откинула покрывало. Она смотрела на Самсона с бесконечной нежностью и грустью.
– Я не орлица, Самсон; и не котенок. Скажи своей матери, что я не буду ее невесткой. Горя я не боюсь – я много плакала и много еще буду плакать, но – за себя. Я не хочу плакать за тебя; я не хочу проклинать себя за то, что отняла у Самсона его солнечный луч.
– Карни, – сказал он другим голосом, мягко и робко, – если так, то разве не можешь ты просто быть моей женою и не спрашивать, куда я иду – в землю Вениамина или в Тимнату?
Карни вздрогнула, выпрямилась, топнула ногою.