Самострел - стр. 10
Судьба семьи Нефедова была не исключением, а нормальной обыденностью в полупьяном существовании их деревни, которая то и дело приходила в оцепенение от трагических событий, а большое кладбище у озера постоянно вздувалось свежими холмиками могил.
Слабыми и одинокими виделись солдату мама с братишкой. Помочь им издалека он был не в состоянии. И в Союз, домой, пусть на пару денечков, поехать Нефедов тоже никак не мог. Не положен был солдату отпуск из Афгана. Хоть ста душманам горло зубами перегрызи, хоть три банды в одиночку уничтожь – все равно никакого отпуска.
Солдат в Афгане мог поехать на Родину лишь в тот краткосрочный отпуск, который назывался «по семейным обстоятельствам» и означал недолгий путь от порога дома до местного кладбища вслед за гробом кого-либо из самых близких. Впрочем, частенько случалось, что пока весть докатится до отдаленной горной заставы, пока солдат доберется домой – сорок дней отмечали.
Именно такого известия и страшился Нефедов. Мысли пожирали душу, во всем была безысходность. Такая, как на боевых, когда духи режут подразделение перекрестным огнем, лупят из «граников», уничтожают безжалостно, и лишь земля спасает. Если зарыться, забиться в нее плотнее. Разумом от безнадежности положения можно тронуться… Кто выручит…
Солдату Нефедову ждать помощи было не от кого. Кого он мог попросить защитить мать с братишкой от родного отца… Кто в это поверит…
Дни тянулись медленно. Дурманящее забытье становилось все короче, и даже тогда мысли о матери с братишкой не оставляли солдата в покое.
8
В длинном деревянном туалете раздался хлопок. Солдаты, стоявшие поблизости, подались туда, но в проеме уже стоял побледневший Нефедов, держа левую руку, перемотанную тряпкой, на весу.
Кровь каплями стекала на землю.
Солдат виновато взглянул на ребят, стоящих полукругом, и постарался улыбнуться:
– Запал в руке рванул. Даже сам не знаю как. В карман полез, а там запал…
Солдаты отпрянули от него, как от больного желтухой, а Нефедов побрел в санчасть, удерживая здоровой рукой набухавшую багровую тряпку.
На плацу Николая заметил старший лейтенант Чижов, спросил:
– Что случилось? Что?
– Да запал… в руке… пальцы оторвало, – бледный Нефедов говорил тихо и в глаза офицеру старался не смотреть.
У Чижова исказилось лицо.
– Как так? Как это произошло?
Солдат молчал. Кровь заливала ему рукав.
– С-сука поганая! Гнида! Закосить решил? Домой к мамочке с папочкой захотел? Как ты мог? Ведь я верил тебе! – Чижов с разворота, хлестко рубанул кулаком солдату в подбородок.
Нефедов свалился на щебенку. Тряпка полетела в сторону. Солдат вскрикнул, и Чижов увидел окровавленную, рваную ладонь с двумя оставшимися живыми пальцами.