Самоосвобождающаяся Игра, или Алхимия Артистического Мастерства - стр. 28
Французский семиотик Ролан Барт (1915-1980) сравнивает «текст», понимаемый им как «Пространство, в котором идёт образование значений, а, следовательно, множественности смыслов» со Сценическим Пространством, наполненным драматической Игрой.
Испанец Хосе Ортега-и-Гассет (1883-1955) пытается решить проблему выживания человека в условиях Игр массовой культуры.
Наиболее знаменитым исследователем и теоретиком Игры заслуженно считается нидерландский философ, историк и культуролог Йохан Хёйзинга. В своём основном и уже ставшим классическим труде «Homo Ludens» («Человек Играющий») учёный наглядно демонстрирует, что абсолютно все сферы человеческой культуры – искусство, философия, наука, политика, юриспруденция, военное дело и так далее. – находят свои корни в Игре и Играются с самого начала: «Одна старая мысль гласит, что, если проанализировать человеческую деятельность до самых пределов нашего познания, она покажется не более чем Игрой».
Подобно Хёйзинге, Ортега-и-Гассет считает, что Игра стоит у истоков культуры, и, подобно Герману Гессе, довольно наивно видит единственный путь защиты культуры от тотальной дегуманизации в сохранении её ценностей «аристократами духа» – интеллектуальной и творческой элитой.
Эту мысль развивает также бельгийский драматург Мишель де Гельдерод (1898-1962). Для него Игра – «единственный шанс, единственная реальная сила, способная вернуть реальности её ценность и целостность».
Вслед за этими персонажами особенно пристально всматривался в Игру немецкий философ российского происхождения, основоположник критической, или новой, онтологии Николай Гартман (1882-1950). Говоря «Одно в другом Играет», он приводит в пример поэзию, называя её «полуконкретностью». В поэзии события реальны, ибо они описываются, но их нет, так как они выдуманы: «Они – плод Игры и через Игру осуществляются». Так, Игра по Гартману есть способ бытия. «Играющее значит являющееся».
Крайне интересной мне видится также книга Михаила Бахтина «Эстетика Словесного Творчества», в которой автор вскрывает коренное отличие искусства от Игры, утверждая, что в Игре принципиально отсутствуют Зрители и Авторы: «Игра в них не нуждается, она будет Игрой и без них».
В 60-е годы XX века на сцену выходит весёлый пророк Игры Тимоти Фрэнсис Лири – тщеславный, беспечный, высокомерный шут-провокатор, одержимый манией саморазрушения признанный лидер альтернативной культуры. «Жизнь – это великий и смешной Танец, и нам всем здорово повезло, что мы здесь. Все занятия человека – это не что иное, как развлекательное кино. Единственно возможная позиция здесь – радоваться и удивляться. Всё в этом мире не так серьёзно, не так важно как может казаться. Мы все участвуем в гигантском