Самои. Сборник рассказов и повестей - стр. 56

И будто снежный ком толкнул с горы – разговорился Лагутин, изливая наболевшее, разгорячился, торопясь облегчить душу, будто в последний раз видел перед собой понимающего человека.

За тем и ночь прошла. Дождь за окном иссяк. Утро подступило хмурое, но с солнечными проблесками.

Когда по улице прогнали стадо, на крыльце раздался дробный стук каблуков. Вошла Наталья Богатырёва, по-прежнему крепкая и живая, смуглолицая от загара. Подозрительно осмотрела мужа, незнакомца, стол и все углы помещения. Не найдя предосудительного, всё же не сдержала приготовленные упрёки:

– Прохлаждаешься? Отец уж Карька запряг, на покос сбирается, а он прохлаждается. Старый кряхтит, а едет, потому что надо. Ему надо, а тебе ни чё ни надо. Так всю жизнь шашкой бы махал да махоркой дымил. У, анафемы, стыда у вас нет!

Наталья ушла, хлопнув дверью.

– Вот бабы! – Константин не знал, как оправдаться за жену. – А ведь верно – на покос надо ехать. Припозднились мы – трава перестояла, да и дождик кончился.

Пришёл заспанный Предыбайлов и своей унылой физиономией подстегнул решимость Богатырёва:

– Ты, как хочешь, Игнат, а мне на покос надо ехать. Не брошу ж я старика.

– Да ты что! – председатель даже лицом побелел от мысли остаться наедине с Лагутиным. – Ты ж вызвался помочь. Не сгорит твой покос.

– Ни кому я в помощники не назывался, – отмахнулся Константин. – А покос-то как раз и сгорит. Тут день упустишь – год голодным будешь. Да и отца ты моего знаешь – упрямый старик: что задумал – умрёт, но сделает. Вообщем, пошёл я, бывай.

– Константин Алексеевич, – взмолился Предыбайлов. – Не губи, родной. В чеку его надо, в Троицк везть. А я-то как – убьеть по дороге. Ты вот что, забирай его с собой – сам ведь развязал….

– С собой, говоришь? – Богатырёв оглянулся от дверей, смерил взглядом атамана, – Косить не разучился?

Лагутин покривился. После ночной исповеди к нему пришли – на душу умиротворённость, на лицо отрешённость.

– Пошли, говорю, со мной, – сказал Богатырёв Лагутину. – Чека ещё подождёт.

Ближе к полудню ветерок разогнал облака, солнце поднялось высоко, и под его лучами запарили окрестности. Старший Богатырёв, Алексей Григорьевич, правил лошадью и помалкивал. Константин с Лагутиным вели неспешный разговор.

– Спроси любого из нас – за что дрались? – и оба скажем: заступались за обиженных, поднимали униженных, наказывали злодеев.

– Тебя послушать, – отмахнулся Константин, – так все бандиты станут заступниками. А то, что мы землю у богачей отобрали – плохо что ли?

– Будто ты до революции безземельным был, – усмехнулся Семён.