Самая страшная книга 2025 - стр. 4

Дама с собачкой степенно плыла по тротуару, глухая к мольбам.

– Прошу прощения. – Кира нагнала хозяйку йорка. – Извините за беспокойство.

Ноль реакции. Даже псюшка не повела ухом, трусила себе и трусила, повиливая мохнатой жопкой.

– Простите…

– Женщина! – рявкнула собачница, резко оборачиваясь. – Я же сказала, я не справочное бюро! У других спрашивайте! Что непонятного? Непонятного – что?!

Она натянула поводок и двинула на другую сторону улицы, свирепо впечатывая ножищи в крошащийся асфальт.

«Придется быть избирательней», – поняла, справившись с замешательством, Кира.

На перекрестке домá подрасступились, заморгали вывески, прокатила «шестера» без заднего бампера. Возле помятой, точно изжеванной бегемотом урны прикуривал от спички седовласый интеллигент в очках и потертом кашемировом пальто «Хуго Босс». Спичка отказывалась загораться в волглом воздухе. Кира подошла и предложила зажигалку – таскала в сумочке на случай пикника.

– Премного вам благодарен, – сказал Хуго Босс, блаженно затягиваясь.

– Не за что. – Кира убрала зажигалку и отказалась от предложенной «Короны». – Можно воспользоваться вашим мобильным? Мой… э-э… недоступен. Я попала в… э-э… историю, и мне надо позвонить другу. Я вам возмещу.

Хуго Босс с наслаждением глотнул еще дыма, выпустил в воздух облачко гари и остался стоять с задумчиво приоткрытым ртом. Теперь она разглядела его глаза за стеклами очков: оловянно-безжизненные. Глаза человека, долго и бесплодно скитающегося впотьмах.

Наконец губы Хуго Босса пришли в движение, и Кира услышала:

– Они же не зря молчат про коллайдер, ученые эти, в говне печенные. Частицы там, бозоны, мюоны. Кварки, шкварки. А на самом деле за пространства заглянули, а там ничего, ни материи, ни энергии, а лишь он, и умер он давнехонько, и гниет, и в пространства просачивается по экспоненте. Ученые эти моченые как заглянули, так и поняли – и с ума как один сошли. А он уже стал анти-он. Все же матрица, симуляция. Страшно? Да, страшно. Скверна-то – она до каждого дотянется, хоть живого, хоть мертвого, и вывернет, и переиначит. И конец всему, и ужас без конца. А голоса, голоса-то! Думаешь, когда по телефону звонишь, то с человеком разговариваешь? С телефоном ты говоришь, его это голос, коробки диавольской. Передразнивает он да переваривает. А твой голос украден, им украден, и блуждает средь пространств в ужасе, его напитывает. Через телефон-то он к каждому подберется. Думаешь, кто телефон изобрел? Белл этот, Попов, Герберт Уэллс? Анти-он его нашептал, метастазой выблевал и телефоном на поводке держит вас, как собачонков.