Самая страшная книга 2024 - стр. 84

Шишига бормотала. Шишига скрежетала зубами. Пыталась вспомнить: какое сейчас время года, сколько дней прошло с катастрофы и куда, куда, куда же делся блокнот, где она вела отсчет, пока не забросила?

Шишига злилась. Задавала вопросы самой себе, словно не замечая Найденку.

Но хуже всего бывало, когда она ее замечала. Тогда Шишига разворачивалась – жутковатым движением облезлой тигрицы – и опять бросалась допрашивать:

– Вспоминай, девка. Вспоминай, так тебя и растак!

Найденка мотала головой. Давно не мытые, сальные патлы хлестали ее по мокрым от слез щекам.

– Ох, горе-горюшко… – стонала Шишига, сжав двумя пальцами переносицу. Пинала все, что попадалось ей под ногу, а затем вновь заводила свое, страшное, свирепея с каждой секундой: – Я б для батюшки-царя… родила б нетопыря… Под кем валялась, девка? Под кем? Отвечай!

– Не помню!.. – выла Найденка, и тогда Шишига подходила ближе. Садилась рядом на корточки, склоняла голову набок… Вытягивала палец, увенчанный бурым обломанным когтем, и начинала простукивать на ее животе жуткую азбуку Морзе:

– Кто, кто в теремочке живет? Кто, кто в круглобоком живет? А-а-а?

– Хватит! – однажды, не выдержав, шлепнула ее по руке Найденка.

Шишига моргнула. В глазах ее, карих с ястребиной желтизной у зрачка, Найденка увидела свое крохотное, жалкое отражение.

– Значит, не помнишь, – очень спокойно промолвила Шишига.

– Нет!

– Ну, на нет – и суда нет, – ответила Шишига.

И в тот же день, несмотря на отчаянное сопротивление, опять посадила ее на цепь.

…Обереги стремительно теряли силу, а патроны из разграбленного оружейного – заканчивались. Обходя заброшку, когда-то столь любимое, красивое здание, Шишига чувствовала, как страх и ярость смерчем восстают у нее внутри. Смотрела на черный, как нефть, плющ, который полз по стенам снаружи, плевалась на кривые ухмылки трещин в кирпичах, что становились шире и зубастее с каждым днем, и слышала, как голоса нечисти раздаются все ближе.

А уж эти ее эксперименты…

Шишига кусала бордовые, и так покрытые свежими болячками губы и понимала, что совсем скоро сбрендит. То, что она продержалась в трезвом уме и твердой памяти столь долго, и так было невероятным подвигом. Но чем дальше – тем становилось хуже.

Мир стал сплошной страшной сказкой. И, хоть она и пыталась играть по его сказочным правилам, пыталась изо всех душевных и физических сил, ничего хорошего не выходило. Она не могла ни найти, ни воссоздать мертвую и живую воду, чтобы вернуть Их.

Любимых. Славных. Преданных…

А эта девка? Что теперь делать с ней?

При мысли о Найденке хотелось выть. То, что сейчас росло в ней, могло быть всего лишь невинным дитятком, нагулянным от кого-то из прошлого. Да хоть бы от того парня, которого съели.