Самая старая дева графства Коул - стр. 2
Она прибежала ко мне ночью в одной пижаме. Ей было десять. Очередной «муж» мамы устроил дома пьяный дебош, и она попросту сбежала. Тогда вызывали полицию, опеку. Но каким-то чудом детей не забрали.
А я на следующий день поднялась к соседям и предупредила Веру: «Мила будет жить у меня. Остальные трое мальчишек на твоей совести, но Милочку я в обиду не дам. Хочешь – жалуйся, и тогда у тебя заберут всех!».
Вера думала не очень долго. Единственное, она попросила не распространяться об этом факте. И я согласилась. Лишь бы девочка жила со мной.
Соседи знали, что девчушка часто навещает пожилую соседку. И никто не замечал, что прежде чем выпустить Милу из квартиры, из нее выглядываю я. Когда Миле исполнилось шестнадцать, мы уже не скрывали ничего. Да и Вера к тому времени успокоилась: пережила инфаркт и вдруг с особенным рвением взялась за свое здоровье.
Несколько лет назад моя Мила попросила рассказать о моей большой любви. Я и рассказала, не забыв упомянуть Александра, того самого, несчастно влюбленного в меня.
И эта история покорила ее больше, чем жених, сбежавший чуть ли не из церкви. Да, церковь в то время была под запретом, но о сбежавших почему-то принято говорить «из-под венца». Видимо, это тот самый венец, который держат над молодожёнами во время венчания.
Так вот, Мила днями и ночами бредила тем самым Александром, отвергнутым мной. А потом начала выпытывать: где мы жили, какую он носил фамилию, какого был роста и были ли у него братья или сестры.
Она за ужином и за завтраком озвучивала мне все то, что представляла сама: как он прожил всю жизнь один, думая обо мне. Как поехал следом за мной и живет где-то совсем рядом, чтобы видеть меня по дороге в булочную или в поликлинику.
Мила училась на архитектора, но идеи в ее голове рождались такие, что она должна была стать кинорежиссером, как минимум.
И к очередному Рождеству, она постучала в дверь, а не как обычно, открыла ее своим ключом.
И когда я распахнула дверь, начиная уже брюзжать, что если она потеряла ключи, нам придется менять замок, на площадке стояли Мила и какой-то совершенно неприятный старый хрыч.
— Бабуля, я его нашла! Вот твой Александр, Саша, Шурочка Литвинов! – с этими словами моя девочка расцеловала меня в обе щеки, а потом подтолкнула это выглядящее, как останки мамонта, создание в мою квартиру.
— Танюфа, ты фоффем не ифменилафь, - прошамкал дед, который был ниже меня почти на голову.
— Ты тоже, Саша. Вот и не вырос больше совсем, - специально очень тихо сказала я.
— Ну, куда мне. Я фе не твой Кофтя: моряк с пефки бряк, - он засмеялся и указал пальцем на слуховой аппарат, - дочь привефла и застафила носить. А он, фобака, не убафляетфа, и я слыфу, как на потолке мыфы рафмнофаются, - уточнил отвергнутый мною когда-то поклонник.