Саломея. Танец для царя Ирода - стр. 27
Кого тут только не было! Бедняки и кочевники, пастухи и рыбаки. Были здесь люди и побогаче – те, кто торговал на базарах или занимался ремеслами. Поодаль стояла небольшая группа напыщенных и важных священнослужителей – фарисеев, разодетых в богатые, украшенные драгоценными камнями и красивыми вышивками одежды. Так же, как и юноши-зелоты, они разглядывали толпу и оживленно переговаривались между собой.
Возле самой кромки воды на песке сидели четыре человека.
Стараясь не привлекать внимания, Симон внимательно всматривался в их сосредоточенные строгие лица. В отличие от остальных, они сидели неподвижно и молча, словно застыв в задумчивости. По их отрешенным лицам, худым рукам и простым белым одеждам Симон догадался, что это ессеи. Некоторое время он изучающе разглядывал их, потом обернулся к Тувии и спросил:
– Погляди! Что ты скажешь об этих людях?
– Скажу, что не понимаю их взглядов! – живо отозвался тот. В голосе сепфорийца прозвучало плохо скрываемое раздражение. – Они как будто преданы закону, не нарушают его. Но вместо того чтобы объединиться с нами и поднять народ на борьбу за свои права против римского диктатора, прячут свои смущенные лица под масками различных добродетелей и сеют в народе зерна бессловесности, покорности и смирения. Они бегут прочь от мирской суеты и людских страданий в свои безлюдные пустыни, будто пугливые и одичавшие звери, призывая окружающих следовать за собой. Они лгут, что только в смирении и созерцании человек может найти истину и счастье. И громогласно призывают отказаться от борьбы.
Лицо Тувии покраснело от негодования, а глаза загорелись праведным гневом.
Всегда молчаливый Элеазар, который всюду сопровождал брата, как осторожная и молчаливая тень, тоже поддался возмущению и в сердцах промолвил:
– К сожалению, ты прав, милый брат! Ессеи мечтают о несбыточном, стремятся жить в тишине и покое, созерцая вечность, и совершенно забывают о порабощенном римской тиранией народе. Иногда мне даже кажется, что они наслаждаются своим угнетенным существованием. Но разве это правильно и справедливо? Если ессеи не думают о народе, то они не имеют права называться священниками! – уверенно заключил Элеазар.
– А что предлагаем народу мы?! – вскричал вдруг Симон и вскочил на ноги. Глаза его заблестели от негодования. – Да, мы боремся за чистоту наших законов и свободу от римской тирании. Кто же еще, кроме нас? Но не слишком ли велика цена, которую мы за это платим? Считаю, что в этом смысле наше сообщество еще ужаснее, чем то, которое ты так рьяно сейчас критикуешь. Мы отнимаем у человека жизнь за любую, даже малейшую ошибку в толковании законов. Потому что это прописано в уставе и наших правилах. Но разве это можно считать справедливым и правильным? Разве так учит Господь?