Салага-2 - стр. 27
Володин усмехнулся:
– Сие нам знакомо. Извечная российская болезнь проявлять душевность там, где не нужно и наоборот.
– Меня теперь уволят? – упавшим голосом спросил Бабушкин.
Подполковник присмотрелся к нему внимательнее. Нездоровый желтоватый цвет покрытого глубокими крупными морщинами лица, мешки под глазами, седые виски. Похоже, по жизни не с попутным ветерком налегке мчался.
Володин махнул рукой:
– Никто вас не уволит. Электрический разряд в сотни тысяч вольт наверняка вас кое-чему научил. Вы теперь битый. А за одного битого двух небитых дают. К слову, где вы проходили профессиональную подготовку?
– Чего? – не понял Бабушкин.
– Где на охранника учились?
– Шутите? Какой же дипломированный охранник на такое жалование пойдет. Тут только «партизаны», вроде меня, держатся. Сам я моряк по профессии, на рыболовецких судах в последнее время ходил. Наше судно признали нерентабельным и иностранцам в аренду сбагрили, команду распустили. Потыкался я туда-сюда – не берут меня в море. И не удивительно, молодых безработных моряков полным-полно. Оформил досрочную пенсию. Вдвоем на нее и на зарплату жены-воспитателя детского сада как-нибудь бы протянули. Да дочка у нас младшая в институте учится, ей помогать надо. Я же ничему, кроме морского дела, не обучен. Выбора особого не было, вот сюда прибился. Сутки через двое дежурю. Заработок небольшой, но твердый. Работы немного. Посетителя вредного или больного успокоить, за транспортом присмотреть, чтобы, где попало, не парковался, детвору из соседних домов, если нагрянет, со двора выставить или соображальщиков на троих за ворота попросить. Это днем, а ночью и того меньше. Бывает, пострадавшего привезут – впущу, компания хулиганистая к нам забредет – в милицию сообщу. Но последнее редко случается. Район у нас тихий, и объект не дискотека какая-нибудь или ресторан.
– Да, с выбором вы, пожалуй, не промахнулись. Если бы мне, к примеру, довелось выбирать между больницей и дискотекой, я бы тоже больницу выбрал. Денег меньше, зато на душе покой. А без него любые деньги не в радость, – перехватил инициативу Володин, жаждущий совершенно других сведений, – Но мы, по-моему, отклонились от темы. Давайте вернемся к налету.
– Как прикажите. – Охранник сделал паузу, вспоминая, с какого места ему следует продолжить. – Пролежал я, значит, в беспамятстве минут двадцать. Очнулся. Тишина вокруг. Двери настежь, стол опрокинут, настольная лампа и телефон на полу. Ну, думаю, милицию вызывать пора. Но она ведь вопросами забросает. Я же, кроме того, что меня вырубили, ничего не знаю. И телефон разбит, все равно не позвонишь. Тогда я решил сперва по больнице пройтись и установить, что случилось, пока я без памяти лежал. Ведь не ради же развлечения на меня напали. Через внутреннюю дверь попал в вестибюль, где ночью одна дежурная лампочка из экономии перед лестничной клеткой горит, потому темновато. Слышу, у гардероба постанывает кто-то. Я туда. Вижу, на полу человек сидит, за голову держится и мне навстречу: «Стой, стрелять буду!» Остановился, себя назвал. Он, – рассказчик указал на Иванушкина, – к себе подпустил и велел подняться помочь. Как на свет вышли, удостоверение предъявил. Меня сюда, на мое рабочее место, отослал и велел никакой инициативы без его ведома не проявлять, а сам наверх ушел. Вернулся только перед вашим приходом. Это все, больше мне добавить нечего.