Саид. За гранью - стр. 25
– Саид Хаджиев, тридцать два года. Кажется, чеченец. Твой знакомый правда поможет? Я буду безгранично благодарна, Слав.
Слава вскидывает на меня растерянный взгляд.
– Хаджиев?
– Да… А ты что, знаешь его?
Друг тяжело вздыхает, со стоном проводит ладонью по лицу.
– Только ты можешь вляпаться в подобное дерьмо.
– Всё так плохо? – обхватываю чашку с кофе дрожащими пальцами.
– Я не думаю, что всё очень хреново, но всё же со знакомым переговорю. Не нужно тебе с этим человеком общаться. Нехорошая семейка. Говорят, младший вообще зверь.
– А младший это и есть Саид, – заключаю со вздохом. – Он на одном из сеансов рассказал, что его братья сажали его на цепь. – И, предупреждая Славкин непонимающий взгляд, добавляю: – В прямом смысле слова.
– Охуенно, что сказать, – ворчит Радугин и тянется за кофейником. – Ладно, с этим Саидом позже решим. Что насчет тебя?
А что касается меня, тут всё довольно просто. Исчезнет из моей жизни Хаджиев – прекратятся кошмары.
– Мне не хочется напиться или снова сесть на транквилизаторы. Если ты об этом.
Слава испытывающе смотрит на меня несколько минут, подливает кофе.
– Да, я об этом. Не хочу, чтобы снова…
– Я же говорю, меня не тянет. А вчера я выпила несколько таблеток валерьянки с пустырником.
– И транквилизаторов у тебя нет? – спрашивает настойчиво.
– Нет, – тут вру. Они у меня есть. Но я ведь больше не принимаю. Всё нормально у меня. Хотя, конечно… Не совсем нормально.
– Ладно. Что чувствуешь сейчас?
– Страх.
– И всё?
– Ощущение дежавю. Тот же взгляд, те же ухмылки. Будто Шевцов под другой личиной.
Я познакомилась с ним в десятом классе. Как и большинству девочек такого возраста, мне безумно нравились «крутые» парни. Юрий Шевцов был именно таким. Богатый, красивый, умеющий обаять и заставить слушать. Было в нём что-то такое, отчего подгибались коленки. Ну, и опасность, конечно же. Какая же крутизна, да без опасности?
Первую сигарету я попробовала с ним. Первый настоящий поцелуй, от которого подгибаются коленки – с ним. Первый секс – с ним же. Я была до тошноты правильной девочкой. Но была ею до встречи с Юркой. А после меня словно подменили. «Первая любовь», – так говорила мама папе, когда тот ругал меня за ночные пьянки-гулянки. «Первая любовь», – говорили соседи, когда видели меня, возвращающуюся домой под утро нетвёрдой походкой. «Первая любовь», – развели руками в милиции, когда я впервые обратилась с побоями.
А потом всё покатилось по наклонной. Побои и насилие становились всё изощрённей, а я понемногу превратилась в Мышку. Наркотики и выпивка стали обезболивающим и стрессопонижающим. Сексуальное насилие стало нормой. Я понемногу падала в пропасть, сгорая в своём личном аду. А они все говорили, что это первая любовь…