Сахарный тростник - стр. 4
Мария – это просто одна улица в горах и раскиданные маленькие дома по ней. Марк посвистел, когда мы подошли к высокой ограде. Я волновался, смотрел по сторонам, незаметно вбирал в себя воздух, пытаясь снять эту позорную краску с лица.
– Сейчас я выйду, – высунулось в калитку личико Киры буквально на секунду. Я пропустил этот момент. Через несколько минут она вышла.
Хватит ли у меня слов, чтобы описать ее? Мне не хватит краски всего мира, чтобы ее нарисовать. Первая любовь – это всегда прекрасно, чисто, невинно. Тот, кого ты любишь в юности, кажется тебе…нет, не красивым. Любимым. Ну, разве нужны слова, когда ты любишь? Все, что ты можешь, только смотреть на человека, глупо, со всем сердцем. И в груди и тебя тепло, ты теряешь время. Любовь – это то, что доступно лишь в школьную пору. У каждого свое. Я любил ее запах, любил ее волосы, любил ее мальчишеские локти, брови, крепкую фигуру, широкие плечи. Голос ее – музыка моего сердца. Сейчас я не помню той прекрасной мелодии, что заставляла мое сердце сжиматься. Она говорила – я впадал в гипноз, перестал понимать, где я. Что такое любовь? Не знаю. Но это прекрасно.
Да, я безнадежно влюбился. Почему безнадежно? Кира не посмотрела на меня. Не сказала «привет». Не взглянула. Да, сегодня она была необычайно веселой. Много шутила и много смеялась. Но не над моими шутками. Не шла рядом со мной. Кира говорила с Марией, говорила с Мартой, шутила с Марком, смеялась с Моисеем. А я шел позади них, пожираемый эмоциями.
Было очень обидно. В горле стоял комок. Было сильное желание уйти от них. Хотелось сделать что-нибудь. Разбить руку, чтобы текла кровь. Прыгнуть под машину. Я хотел, чтобы на нас напали, но убили только меня. И тогда, когда я бы истекал кровью, умирающий, на меня обратили внимание. Кира бы обратила на меня внимание. Вот чего я хотел.
Воистину, влюбленный человек – глупый человек. Мы проходили мимо двух мужчин, сидящих на лавке и пьющих пиво. Я моментально понял, как заглушить боль в груди. Стало заметно темнеть. Я был в ужасном настроении. Ребята стали расходиться. Марк и Моисей ушли. Потом ушла Марта. Мария сказала мне:
– Пока, Томас, хорошо погуляли. Увидимся.
Они не были рады моей компании. Я знал это. Все потому, что молчал, как дурак все время. Начался ветер, и я был рад этому ветру. Расстегнувшись, я шел по одиноким улицам. Ветер охлаждал горящую грудь и иссушал слезы. Я зашел в магазин и взял портвейн в долг.
По темным улицам вышел из Люцио и пошел к дороге, ведущей в Марию. На обочине лежало бревно. Я сел на него и стал пить.