Сахар на дне чашки. Повесть, рассказы - стр. 7
– Странный день рождения, – шепнула Лиза Михаилу, – Таня странная.
Очкастый Миша согласился, вдруг ощутив симпатию к Лизке, которую почеши за ушком, и тем осчастливишь.
– Развезло так развезло, – сказал Денис, упав на сиденье электрички, – Мне бы ехать и ехать… А то сейчас приду домой, там бардак. У бабульки запоздалая гульба с подружками, дедулька водяру себе подливает. Дурдом, чую.
Денис жил с бабушкой и дедушкой. Куда делись родители, друзья не спрашивали, чуя, в свою очередь, трагедию, о которой боялись узнать. Бабушка и дедушка кормили Дениса кашей и супом, а также рассказами о скорой кончине кого-нибудь из них. Хотя старики были бодры и, по большому счету, не старики даже, Денис старался жить так, чтобы не расстраивать их покалывающие сердца и ноющие поясницы.
– Побыстрей бы в тепло, – ныла Лиза, – Побыстрей бы, чтоб хорошо все было.
– Ну скажи, скажи, как жить дальше, как жить в этом противоречивом мире? – говорила Лана, – Во что верить? Куда идти, скажи? Куда идти девочке, красивенькой девочке, волевой такой, умненькой и, такой, о-оч-ень честной, если она не хочет замужа, а хочет свободы?
– Ого самооценка, – заметил Денис.
– А что такого? Вы слышали, что теперь выпускников вузов будут штрафовать, если они работают не по специальности? Слышали? То есть если я не хочу работать в туризме, а хочу, может, овощами торговать – все, штраф! – продолжала Лана, то трезвея, то уплывая.
– Пофиг вообще, – Таня подремывала, забравшись на скамейку с ногами и положив под голову Денисову куртку.
Всех сегодня развезло.
– Если задуматься, в этом есть здравое, это самое, здравое зерно, – встряла Лиза.
– Так было всегда, и каждый на своем месте, – сказал Миша и икнул, – Во веки веков.
– Во-во, полная х-ня, – отрезала Лана, – Про здравость мне мама втирает, про место – папа. Х-ня – и то, и это.
– Ого, – опять удивился Дениска, – Чтоб Лана Таранта дважды матернулась за пять секунд… Великий день.
– Вы ее плохо знаете, – усмехнулась Таня, – Вы вообще невнимательные. «Уж полночь близится, а близости все нет».
– Ну и юмор. Куда уж нам, – сказал кто-то из мальчиков.
По домам, наконец. Попрощались быстро, сдержанно, не размазывая слова. «Крошки, целую ваши ручки». «С днюхой, Татьяна!». «На связи». Не на сто лет прощались.
Увидятся раньше, чем соскучатся.
Дома у Лизы грохотал телевизор, пахло жареной картошкой, в обеих комнатах, на кухне и даже в ванной орал свет. Вышла лохматая, как старая болонка, мамаша.
– Садись есть, где тебя носит, – скороговоркой сказала мать.
– Я не голодная.
– Да не хочу, мам, мы с ребятами шашлыков наелись, – Лиза говорила тихо.