Сахар на дне чашки. Повесть, рассказы - стр. 11
– Дочур, присоединяйся! – пригласила мама.
– Э! Какое! Игра в разгаре. Не пущу, – шутливо пригрозил папа.
– Да все хорошо, я уже наигралась, – тихо сказала Лана.
Лана была по-прежнему пьяна, только теперь еще голова разболелась. Она мечтала добраться до ванной, а потом до кроватки так, чтобы ее не заставили вести беседы и не уличили в пьянстве.
– Мы по тебе скучали! – крикнула мама, но скорее из вежливости, чем из спонтанного чувства: сейчас она была увлечена строительством отелей, не до дочери.
Сполоснув лицо и почистив зубы, Лана тихонько легла в кровать и решила не шевелиться, пока в голове не перестанут кружить вертолетики.
Через полчаса, а может, под утро, когда Лана только-только проваливаться в нормальный сон, возникла мама:
– Дочуронька, как насчет поболтать?
Лана зарылась в подушку. Мама погладила лоб, волосы:
– Что-то ты мокренькая, дочуронька.
Утром Лана обнаружила записку от мамы: «В пятницу идем в гости к тете Люсе. Будет ее Коля (!) Очень хороший, перспективный юноша (!!). Надо поболтать».
А Таня домой не поехала. Ей там нечего было делать.
Февраль
На перекрестке двух сонных улиц всю зиму простояла, прибитая грязью и льдом, вжатая в землю, машина. Пока ночь была длиннее дня, машина потихоньку темнела. Под зимним ледяным дождем, ветрами, моросью и раз-другой под тихим снегом, машина усыхала и съезжала набок. В новогодние праздники безвозвратно исчезли два колеса.
С тех пор, как под окнами появился автомобиль, Таня выдумала с десяток историй о его потерянном владельце; историй в духе дневных ток-шоу – то дерзко неправдоподобных, то безнадежно трагичных. Она свыклась с автомобилем, как со своей желтой кружкой, подарком матери на день рождения (как можно было всерьез подарить кружку на 19-летие родной дочери – другой вопрос), как с бокалами и пепельными блюдцами, бултыхающимися с вечера в раковине, как с утренним запахом – запахом сырости, пропитавшим кухню.
Где-то к середине февраля, когда началось стремительное, будто бы окончательное, таяние снега, у забытого автомобиля остановился эвакуатор с треугольной наклейкой на корпусе: «Не жди – утилизируй!». Из эвакуатора выпрыгнули двое, приветственно похлопали машину по капоту.
Двое за окном разговаривали. Один по-хозяйски ходил вокруг машины, дергал зеркала, щупал колеса. Второй размахивал руками, как будто кого-то подзывал, оглядывался и шебуршал взглядом по соседним окнам, где каждые несколько секунд мигало спросонья чье-то новое утро. Посовещавшись или поспорив, мужики загрузили-таки сироту на свой эвакуатор, погромыхали и отчалили. На земле осталось темное, глубокое пятно.