Сага о цензоре - стр. 13
– Я вижу, – говорю, – кто есть кто в вашей компании. Ты по дурости связался с этими гадами. А самая лёгкая участь из четверых может быть у тебя.
Устанавливаю контакт, подвожу к «давай рассказывай». И он рассказывает.
С наглым действую по-другому:
– Мне твои признания, в принципе, не нужны. На тебя уже показали… Смотри, чтобы всё на тебя не свалили…
Так всю группу раскачал, они признались… И тут меня переводят в облпрокуратуру, дело передаю Витьке Шигареву, он годом позже меня начал работать следователем. Через какое-то время Витька прибегает в панике:
– Что делать? Эти четверо все до одного отказались.
– Не знаю, – говорю, – я из них чистосердечные не выбивал.
Витьке надо было признания подтверждать очными ставками, вещественными доказательствами, показаниями потерпевших, свидетелей подтянуть. Витька по неопытности заволокитил и потерял нить… Но позже стал знатным следователем, в Москву забрали.
Опыт, конечно, великое дело, но и психологом должен быть следователь. Где бы ни работал потом, никогда не просил повышения оклада. В любой организации знал, кто начальнику шепчет. И когда считал, что пора поднять вопрос о надбавке, говорил, как бы между прочим этому человеку: что-то тяжело здесь стало, зарплата низкая, буду уходить. Этот человек доносит мои слова до начальника. Глядишь, вскоре начальник вызывает к себе: вы хорошо работаете, я подумал – надо повышать вам зарплату. Никогда не пугал заявлениями об уходе, не ставил начальству ультиматум: «Или добавляйте, или ухожу». А работал везде на совесть, не халявил за счёт других…
При расследовании дела Чары с вещдоками случилась памятная сценка. Милиция ещё до моего приезда изъяла их, упаковала. В райцентре я осматривать не стал, взял с собой в прокуратуру. Распаковал, и чуть дурно не стало. Лето, жара, вещдоки – одежда убитого, свитер, майка, брюки… Всё, буквально всё в крови. Раскрыл, а там черви… Я от брезгливости начал живность вытряхивать и давить ногами… Запах ещё отвратнее… Схватил проволочную урну для бумаг, туда смёл живность и, нарушая все противопожарные нормы, подпалил бумагу. Дымом перебить вонь в кабинете… Сосед заглядывает:
– Ты что – горишь?
– Ага, – говорю, – пионерский костёр устроил. «Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы пионеры – дети рабочих».
Но вещдоки пусть и вонючие не сожжёшь, на помойку не выбросишь… Хотя и маловато их было, в основном косвенные… На одежде насчитал одиннадцать дырок от ножевых ранений. Чара, признаваясь, сказал, куда наносил, и я смотрел на соответствие – показания обвиняемого подтвердить вещественными доказательствами. Я ему 103-ю статью УК РСФСР, умышленное убийство, сделал. Раскачивая Чару, подсказал схему признания. Множественные ранения – особая жестокость, попадает под 102-ю статью УК РСФСР, до 15 лет. Скажи, говорю, что ты его боялся, он значительно сильнее тебя, ты из страха, что убьёт, наносил удары ножом, пока тот не затих. А это уже 103-я статья, 8 лет. Он послушался. Но, поговорив с адвокатом, вдруг пошёл в отказ. Адвокату пришлось разъяснять, что только хуже себе сделает, впаяют 102-ю. Одумался. Восемь лет Чаре дали. Доказательную базу я подготовил основательную, включая признание вины, трудно было отвертеться, или адвокату дело развалить.