Размер шрифта
-
+

Сады и бабочки. Антология помнящих об утраченном Рае. XIX, XX и начало XXI века - стр. 11

Вот недавно меня настигло нечаянное (и такое чаянное!) открытие замечательного и мало кому известного поэта из Омска. Он жил со мной в одно время, когда в храмах были или клубы, или склады химикатов, а Господь его окликнул и нашёл. И стихи его отмечены касанием Божьей длани. Его имя – Олег Чертов. Он погиб от руки наёмного убийцы в 1996 году в возрасте 36 пушкинских лет. А основной свод его стихотворений был написан в начале 80-х, когда ему было едва за двадцать. Мне повезло написать предисловие к его книге. И это было для меня, как мне раньше казалось, «поэтической всезнайки», большим уроком. Мы не знаем всего, что было написано, и не можем предугадать, что после нас напишут. Поэтому твой труд по собиранию важной и нужной поэтической темы, я всячески приветствую. И хочу заглянуть в твою творческую лабораторию: что там препарируется сейчас? Кто у тебя под микроскопом, а кого ты рассматриваешь в телескоп? Какой поэтический временной отрезок у тебя в приоритете?

Ю. Б. О, Лидия! Вашу августейшую речь я выслушал смиренно, не перебивая. Хотя женская логика порой такова, что её обладательницы могут ею же самих себя и высечь. Только что, говоря об Олеге Чертове, действительно редком православном поэте, если наложить атеистическую эпоху на время, когда он, собственно, как поэт состоялся и чей сад несомненно был Гефсиманским, ты сказала: «Мы не знаем всего, что было написано, и не можем предугадать, что после нас напишут». А перед этим «наехала» на мужчин. Дескать, далеки они, в отличие от нас, женщин, от Сада Небесного, и «не так открыты инаковидению». А как же пример с Олегом Чертовым, тобою приведённый? И этот пример совсем не исключение. В начале нашего разговора я уже упоминал екатеринбуржца Юрия Казарина, у кого тема Сада, в том числе, – Небесного, стала едва ли не стихотворным размером. Да вот – только навскидку:

Сад напросился в дом.
Веткой открыл окно.
Что ж, посидим вдвоём,
выпьем своё вино.
Выпьем его до дна,
и – лепесток на дно:
бездна у нас одна.
Сердце у нас одно…

Но я с тобой где-то даже соглашусь, как человек, обозревший многие стихотворные сады и лицезревший сонмы поэтических бабочек: сады, взращённые женщинами-поэтами (здесь, кроме перечисленных тобой имён, надо назвать и Беллу Ахмадулину, и живущую в Северодонецке Татьяну Литвинову), пожалуй, затмевают собственным цветением и плодоношением сады нашего брата. Но… Наш брат берёт другим – погоней за бабочками! Потому что мужская душа – утончённей. И тут представительницам прекрасной половины мы можем дать фору. Я легко выставляю на шахматную доску фигуры Александра Кушнера, Игоря Шкляревского и Александра Проханова. Да-да, того самого – неистового Александра Андреевича! Между прочим, насколько я знаю, в Москве он один из обладателей редкой коллекции бабочек. Причём, добывал их не на рынках, не в интернете, не по звонку – сам гонялся за ними с сачком во всех странах, где побывал! И сложил об этом стихи. Вот три строфы, которые восхищают меня своим неоакмеизмом:

Страница 11