Садгора - стр. 11
Для тех, кому в этом городе идти было ночью некуда, на территории училища стояли телефонные будки с городскими номерами. Будки эксплуатировались нещадно, поэтому зачастую работала одна или в лучшем случае две из трёх. После команды «отбой» у будок выстраивалась партизанская очередь желающих связаться с большой землёй. На другом конце провода томились девичьи уши и сердца, у слов была живая интонация. Это вам не SMS с Т9 и смайликами! Были ещё те времена, когда молодость позволяла ко всему относиться легко, ко встречам и расставаниям, к пунктам и расстояниям. Паузы дыхания между словами кипели тихой страстью.
Курсанты, выходцы из Карпат и Полесья, спорили о значимости своих народов в истории, при этом не ставили под сомнение величие и первенство народа, проживающего вокруг Среднерусской возвышенности Сарматской равнины, простирающейся от Балтики до Урала и от Хибин до Кавказа. Ну это так, как если бы у отца было три сына, первый и двое младших близнецов, которые, повторяя за старшим, меж собой соревнуются. Всегда спор затевал потерпевший банное поражение старший сержант Родион. Он пел, провоцируя и подчёркивая букву «г»: «А я лягу, прилягу на кривую корягу», что очень лично задевало Константина, который будучи младшим по званию только сжимал свои здоровенные кулачища и стращал глазами.
По осени высохшие и опавшие на землю листья полагалось мести. Мокрая опревшая листва пахла подберёзовиками. Ристалище училища надлежало поддерживать в девственном состоянии, не взирая на сезон и погоду. Поэтому курсанты обезьянами залезали на ветви и отряхивали от держащейся ещё сухой листвы окружающие плац деревья. По его бескрайней равнине с мётлами наперевес рыскали курсанты и мели, мели, пока не наступала зима и не начинали мести метели. Снег и сугробы гребли скребками, тёрли лопатами, долбили лёд ломами, и проступала чернота асфальта, приближая долгожданную весну и пока не прилетевших грачей художника Саврасова. Солнце окончательно топило лёд и сушило плац, умываемый дождями и потом курсантов, наматывающих на нём круги бега на занятиях кафедры физподготовки. «Это упражнение для беременных женщин, исполняется спиной вперёд. Освобождение от него – только смерть. Бегом марш! Не снижать темпа, держать строй!», – майор-физрук был неумолим и его хлёсткое слово погоняло курсантский табун.
Крепчали юноши, затянутые ремнями. А когда спадали ремни и одежды, мерялись курсанты бицепсами-трицепсами, мышцы после таких занятий росли как опята после дождя. И как ристалище блюли в девственном состоянии, так и мужскую честь в общей бане трусили, тёрли и сушили, готовили к будущим победам. Намывая молодые тела разной степени волосатости и мужественности, они мысленно вставали в шеренгу по одному, но не по росту, а по убедительности доказательства. По достоинству оценивали размер достоинства. Велик и могуч был широкоплечий младший сержант Константин и не было ему в этом праве равных, тут даже замкомвзвода старший сержант Родион признавал своё поражение в бане. Что изначально положено одним, будет дано другим только в следующей жизни. Феликс делал, что мог, тягая гири и вися на турнике, и вот, глядя на командира отделения, его плечи тоже стали широки, на животе появились шесть кубиков, казалось, что и до заветного приза в трусах недалеко, но эта часть тела культуризму не поддавалась. «Мужики говорят, что женской грудью можно назвать то, что вмещает мужская ладонь. Надо брать себе такой размер, который можешь сам предложить», – успокаивал он себя тем, что хрупкие девушки нравятся ему больше, чем пышнотелые.