Сад вечерних туманов - стр. 25

– Прибыли, – бросил он, сбавляя ход машины у ворот чайной плантации Маджуба. На гранитных столбах виднелись пустующие гнезда, в которых когда-то держались петли: словно бы зубы вырвали. – Джапы забрали ворота. Заменить их я не смог.

Он раздраженно покрутил головой:

– Война уже… сколько?.. шесть лет, как кончилась. А у нас все еще материалов не хватает.

Покрывавшие склоны холмов чайные кусты за десятилетия обрели форму коробчатой живой изгороди. Двигаясь между доходившими до пояса зарослями, работницы срывали листочки ненасытными пальцами, пригоршнями бросая их в закрепленные у них на спинах ротанговые корзины. Воздух отдавал чем-то травным: скорее привкус, чем запах.

– Это чай, да? – сказала я, глубоко вдыхая.

– Благоухание гор, – ответил Магнус. – Вот чего мне недостает больше всего, куда бы я отсюда ни уезжал.

– По виду не скажешь, что это место слишком сильно пострадало во время Оккупации.

Уловив горечь в моем голосе, Магнус напрягся лицом:

– Пришлось много потрудиться, чтобы восстановить все после войны. Нам повезло. Джапы были заинтересованы в том, чтобы производство не прекращалось.

– Разве они вас с женой не интернировали?

– Ja[41]… можно сказать, в каком-то смысле, – ответил он не без легкой нотки оправдания. – Старшие армейские офицеры вселились в наш дом. Мы жили вместе со всеми на отгороженном участке плантации. – Он посигналил, заставляя вышедшую на дорогу сборщицу перескочить обратно на поросшую травой обочину. – Каждое утро мы маршировали на склоны и работали бок о бок с нашими чернорабочими-кули. Но, должен сказать, джапы к нам были добрее, чем англичане – к моему народу.

– Значит, вы побывали в узниках дважды, – сказала я, вспомнив, что он воевал на бурской войне. Ему тогда всего лет семнадцать-восемнадцать было. Почти столько же было и мне, когда я оказалась в заключении.

– И вот сейчас я попал в месиво еще одной войны, – он покачал головой. – Судьба у меня, что ли, такая, а?

Дорога вела нас все дальше по плантации, петляя вверх по холмам, пока мы не выехали к длинной дорожке, ведущей к дому, которая была обсажена эвкалиптами. Дорожка, расширившись под конец, привела нас к круглому декоративному пруду, по воде которого скользила вереница утят, подергивая рябью отражение дома. Ограда из колючей проволоки, окружавшая эти угодья, напомнила мне о концлагере.

– Это капско-голландский[42] дом, – пояснил Магнус, неверно поняв недоуменное выражение на моем лице. – Весьма типичный для мест, откуда я родом.

С поста охраны торопился гурка[43], чтобы открыть ворота. Пара крупных коричневых собак бежала вприпрыжку рядом с машиной, пока Магнус объезжал вокруг дома, направляясь к гаражу.