Сад Льва - стр. 12

Лев Николаевич сидит за письменным столом, на стуле с низкой полукруглой спинкой и подпиленными ножками; он во фланелевой блузе, подпоясанной ремешком; на круглом столике за его спиной в вазе стоят ландыши и сильно пахнут. Перед ним лист бумаги. В день он писал пять, десять, пятнадцать писем. Что он ответит?

Всегда люди писали Толстому, но крестьянину Тимофею Бондареву Толстой написал сам, потрясенный и убежденный его рукописью «Торжество земледельца или трудолюбие и тунеядство». Толстой, много и запойно читавший с детства, подростком читавший Вольтера, молодым человеком наслаждавшийся Руссо, в средние свои годы читавший философов Эмерсона, Шопенгауэра и Локка, знавший все современные ему книги русской литературы, а это были книги Гоголя, Тургенева, Достоевского, Чехова – самыми значительными писателями своей жизни называл Сютаева и Бондарева. О Сютаеве речь впереди, сейчас о Бондареве.

Тимофей Бондарев был субботник, то есть принадлежал к секте, соблюдающей субботу, как ее соблюдают иудеи. Он прошел обряд обрезания и принял имя Давид Абрамович. Субботником он стал в армии. За это его сослали в Минусинский край, Бейскую волость, в деревню Иудино. Там, в глуши даже по меркам далекого и глухого края, в 160 верстах от Минусинска, он жил с женой, сыном, женой сына и их тремя детьми. В деревне было сто двадцать дворов. Бондарев учил детей и давал им читать брошюры Толстого. Эти места Бондарев не считал Россией, во всяком случае, свои письма он отсылал «в Рассею, на родину». Это его слова.

«До сорока годов я был помещицкий крепостной раб, а потом в самые лютые Николаевские времена 12 годов солдатом, а потом в самое тревожное время с черкесами, 4 года казаком, а затем с семейством четверо детей и жена пошел в кандалах в Сибирь. А теперь на что мне слава ваша, убирайтесь от меня с нею». Так он сам в трех строках в письме к Толстому рассказал свою жизнь и – никому не известный автор тысяч страниц – послал от себя вон подлый мир. Пройдя в кандалах с Кавказа, где служил, в Иудино, где ему предстояло безвыездно и безвыходно жить все оставшиеся годы, загнанный в холод и пустоту запредельных и гиблых мест, Бондарев стал думать, читать и писать о том, каким быть человеку и как должна быть устроена жизнь. Писал он много, за двадцать лет написал на двухстах листах 415 статей или, как он их называл, проповедей. Сам их переписывал и раздавал и рассылал десятками кому только можно. Начал с начальства Минусинского края, которое не читало рукописи ссыльного крестьянина, но превентивно возненавидело его. Тогда он стал рассылать свои труды министрам и в конце концов даже царю. Он делал это с упорством наивного человека, который уверен в том, что неустройство мира проистекает из-за незнания людьми правды. «Поэтому я надеюсь, что и все мое произведение пропустит, да и нельзя же не пропустить, потому что правдивей этой правды, которая вытекает со первородного закона, правдивей ее нету, да и быть не может – ни на небе, ни на земле». Но на десятки своих писем и пакетов с рукописями, которые он сам и переписывал в своем домике в Минусинских горах, он не получил ни одного ответа: «как камни в пучину морскую бросил». Только Толстой ему написал, и с тех пор он обращался к Толстому «в целом мире и во всем свете один только искренний друг мой Лев Николаевич». И даже называли его «братец мой Лев Николаевич». Толстой в ответ называл его другом и братом.