Саботаж - стр. 29
– Тебя что-то смущает? – спросил адмирал.
– Пока нет, – ответил Фалько.
Под седыми усами снова мелькнула сардоническая ухмылка. Адмирал пододвинул ему сифон:
– Прими-ка еще таблеточку аспирина, мой мальчик, она тебе понадобится… Потому что сейчас мы поведаем тебе вторую часть этой чудесной истории.
Стало жарко. Погасив свет, открыли одно окно и вчетвером постояли перед ним молча и неподвижно, наслаждаясь ночным бризом. За погруженным в сумрак песчаным полукругом простиралось темное пространство бухты, по которому ветер и луна плавно тасовали серебристые блики.
– Изысканный город, – сказал Канарис.
И он, и Кюссен с наслаждением попыхивали ароматными сигарами. Адмирал, чуждый красотам природы, обернулся к Фалько:
– Что-нибудь слышал о Всемирной выставке в Париже? – спросил он неожиданно.
– Кое-что слышал.
– Открывается в начале июня, и красные хотят, чтобы Республика была представлена достойно… Поручили создание павильона двоим своим архитекторам и собираются разместить там большое полотно, воспевающее борьбу благородного испанского народа с фашизмом и все такое.
Снова задернув шторы, зажгли свет и вернулись за стол.
– Картину заказали Пикассо.
Фалько поглядел на него удивленно и повернулся к Канарису. Тот безмятежно кивнул. Кюссен улыбался, словно кот перед тем, как сожрать мышь, адмирал же раздраженно грыз черенок трубки.
– Не знаю, какого… они все находят в Пикассо, – процедил он. – Но это мировая знаменитость.
Канарис продолжал разглядывать Фалько.
– Вполне заслуженно. А вам он нравится?
– Да как вам сказать… – Фалько скривил губы, показывая безразличие. – Это не для меня.
– Хорошо знакомы с его творчеством?
– Более или менее… Ну, впрочем, он, конечно, ни на кого не похож. Оригинальный художник.
Адмирал чуть не подскочил на стуле:
– Оригинальный?! Эта красная сволочь?
– О вкусах не спорят, господин адмирал.
– В самом деле, – примирительно высказался Канарис.
– Да ведь я его не расхваливаю. В наше время есть и похуже.
Фалько откинулся на спинку стула. Таблетка уже оказала свое благотворное действие, он соображал теперь отчетливо и быстро, и в душе при этом царило беспричинное ликование. Новое приключение осторожно постучалось в дверь. Сейчас он был в форме.
– Как ты, наверно, знаешь, – продолжал адмирал, – а не знаешь, так я тебе говорю: этот самый пачкун и мазила Пикассо обитает в Париже. Там одна из его студий. Симпатии его к Республике известны, равно как и дружеские связи, так что распространяться об этом не стану. Тут важно лишь, что заказ он принял и уже несколько дней над ним работает.