Саблями крещенные - стр. 59
«Нужно будет как-то навестить пансион этой самой маркизы Дельпомас, – сказал он себе после завершения визита к графине. – И, возможно, подумать о создании такого же пансиона в Варшаве, чьи авантюристки не уступят не только авантюристкам Парижа, но и Рима. Под патронатом все той же графини д’Оранж».
25
Погрузившись в работу, Пьер Шевалье не сразу заметил оживление, потревожившее полуденную дремотность Скифской могилы.
– Ведите сюда этого христопродавца! – донесся до него торжествующий голос полковника Голембского. – Пусть летописец казачества полюбуется им и «воспоет» его подвиги! – расхохотался полковник. А хохотал он обычно так, что все находившиеся неподалеку кони в страхе начинали ржать.
– Что здесь происходит? – вышел из шатра секретарь посольства.
– Кажется, вы истосковались по общению с истинными казаками? – похлопывал полковник лезвием пехотного палаша по голенищу. Его худое, почти изможденное лицо казалось еще костлявее, а желваки буквально врезались в тонкий пергамент уже основательно морщинившейся кожи. – Примите от меня этого пленника как дар самой Истории.
– Так это действительно казак или всего лишь обычный восставший крестьянин? – взглянул Шевалье на подведенного к нему приземистого, кряжистого воина с широкоскулым лицом, подернутым щедрым, степным, под потускневшую червленую медь, загаром.
– Судя по тому, что на бритой голове у него косичка, «осэлэдэць», как говорят украинцы, – уперся полковник острием палаша в живот пленника, – это все же казак. Эй, ты, – еще решительнее врезался он сталью в тело повстанца. – Ну-ка, назови себя. И отвечай на любые вопросы этого французского офицера на польской службе.
– Имя мое ты уже знаешь, полковник: казак я.
– Из каких именно казаков – запорожских, реестровых, надворных? Тебя спрашивают!
– Из запорожских. Только ты не очень храбрись, лях. Оставь свою храбрость на то время, когда наш атаман станет допрашивать тебя, – осклабился в презрительной ухмылке казак…
Полковник отвел палаш, замахнулся, но легшая на плечо рука Пьера де Шевалье заставила его сдержаться.
– Обычно они начинают говорить только после того, как с них начинают сдирать шкуру. Да и то лишь после третьего ремня, – несколько растерянно заметил стоявший за спиной пленника польский хорунжий. – Этот все же разговорчивый попался.
– Как вы его схватили? Разве был бой? – поинтересовался француз. – Для меня это важно.
– Из казачьей разведки он, – объяснил хорунжий. – А мы в засаде были, вон там, в поросшем терновником яру. Одного убили, один вернулся к своим, а под этим завалили коня, а самого его слегка ранили в ногу.