С Востока свет. Проза татарских писателей - стр. 53
«Мама! Счастье не только в богатстве, мама! Ну как можно продать свою свободу и добровольно сделаться рабом?.. Это следствие твоего безверия, мама. Если бы ты благодарила Аллаха, читала молитвы, может, избавилась бы от этой своей болезни – жадности, мама. Если обижаю тебя – прости. К девушке (или женщине), которую ты мне насильно навязываешь, у меня душа не лежит, хотя тебе она и нравится. Впрочем, ты ведь хотела женить меня на её деньгах. Мой любимый ангел – это Наиля, девушка из Балтасей. Мы шутя называем её Нэлли. То, что я хорошо говорю по-татарски, – результат её стараний. Она меня научила. Наиля три года преподавала татарский язык у себя в районе. Теперь мы вместе – Наиля из Америки, а я из Казани – направляемся в Китай. Когда ты будешь читать это письмо, я уже буду в поезде. Не сердись, мама. Каждый должен жить в соответствии со своими мечтами, своими планами. С надеждой на будущие встречи: твой сын Эдуард».
Женщина задохнулась от злости, лицо её побелело. Ей захотелось догнать сына и колотить его, бить головой об пол вагона, в котором он уезжал от неё. Скотина! Бежит от собственного счастья! Вот уж действительно, если ты – потомок необразованных мужиков, то хоть в муке обваляйся, белее никогда не станешь. Никогда… И вдруг внутри неё как будто что-то прорвало. Шакира уже давно забыла, что такое слёзы. А сейчас она, задыхаясь от рыданий, звонила Сандугач. Но телефон молчал. Тогда женщина, плача, набрала номер Нисы. И хотя Шакира терпеть их не могла и всегда считала ниже себя, но в этот момент ей почему-то срочно понадобились именно её подруги.
– Почему ты плачешь, Шакира?! – удивлённо спросил Адель, зайдя в квартиру с очередной коробкой в руках, и обнял её за плечи.
– Ты пока постой в подъезде, ладно?
Густая тушь, стекая с ресниц, прочертила чёрные борозды на её припудренных щеках, и Шакира на глазах менялась… А это для неё было уже настоящей трагедией…
Человеку вовек нет покоя: всю жизнь он пытается утихомирить свою мятущуюся душу. Суетится, желая поскорее залечить свои раны, быстрее исправить ошибки.
А душа словно дразнит и продолжает создавать одну проблему за другой. Потому что она – не из этого бренного мира. На эту суматошную и грешную землю её прислали на время, а потому душа, устав от тесноты, мелочности, всё время стремится куда-то в неизвестность.
И у Нисы есть раны, и у Нисы были ошибки. Только она ничего не исправляла, ничего не лечила. Событиям, случившимся в лесу, она по-философски дала очень простую оценку: два дня – это всего лишь два жёлтых листка, сорвавшихся с древа жизни. И только… Если Сафаров заперся в этом своём лесу, где нет ни дверей, ни ворот, ну и пусть его! Почему это Ниса должна копаться в чужих тайнах?! «Воинский долг» она, конечно, не выполнила. Но ты же – писатель, так что давай, напряги свою фантазию! Например: Сафаров не смог тянуть воз или на чём-то «погорел»… Нет, подобные предположения – явная небылица, и Шахриев на такую дешёвку не клюнет. «Жди…» А чего? Ждать, пока буря налетит, да? Ждать, когда ещё есть возможность унести голову подобру-поздорову? Точнее, не голову, а сердце… Стрела любви прежде всего впивается именно туда. Ах, глупая женщина! Раньше ты лепила мужские образы так же, как пчела из тысяч цветов собирает мёд, а теперь оказалось, что один из них – настоящий! – живёт в лесу… Но читатель не поверит в это. Скажет: «Такой мужчина на земле не существует, это сладкий плод твоей фантазии». Но тётушка Анна? Айдар? Длинноногая? И, наконец, Сандра-Александра? Они тоже – фантазия писателя? Сандра тогда проводила её, прячась в тени сосен. В её глазах была смесь интереса и ненависти. Кто может понять состояние влюблённого…