С видом на Нескучный - стр. 7
Забыла. Очень старалась забыть. Даже хорошее, не говоря о плохом. Правда, хорошего было с копейку.
Прихватила Галюня и хрусталь, дешевый, штампованный, какой же еще. Не оставила в Энске и дурацкий, с дешевой позолотой сервиз, подаренный на юбилей от комбината. С этим Вера не спорила – память. Хоть и забыть бы надо было этот комбинат как страшный сон. И постельное белье. «Как же, льняное, столько лет собирала!» Жесткое, колючее, неиспользованное Верино приданое.
И цветы в старых кадках: огромный, до потолка, фикус, обнаглевшая и разросшаяся традесканция, щучий хвост и герань. Куда без герани? Мама утверждала, что герань отгоняет мух.
Несколько раз Вера взрывалась и начинала орать. Галина Ивановна криком не отвечала, а, скорбно поджав губы, покорно опускала глаза: «Хорошо, дочк, оставлю. Только тогда и меня здесь оставь, вместе с моими дурацкими цветами. Я с тобой не поеду, ты, Вер, не сердись! Тут, – она обводила рукой собранные тюки с вещами, – вся моя жизнь, понимаешь? Что мне ее, забыть? Зачеркнуть, как не было? А она, Вер, была». – «Лучше бы зачеркнуть, – шипела Вера, – и лучше бы не было. Мам! Ты называешь все это жизнью? Какая же ты непробиваемая!» – «Уж какая есть, – поджимала губы Галина Ивановна. – Могу и тут остаться. Я в твою Москву не стремлюсь – ты меня тянешь. А мне, Вер, и тут хорошо».
Хорошо ей. У Веры падало сердце: «Ага, хорошо! Врагу не пожелаешь. Ладно, мам. Клади свои тряпки». А про себя добавляла: «Все равно потом выкину».
Как же, выкинула! Хрусталь и сервиз стояли в новой Галюниной квартире, в бабкиной чугунной сковородке, и вправду чудесной, к Вериному приходу жарилась картошечка, выходившая хрустящей, с зажаренной корочкой. Только с красными коврами на стенах Вера справилась, здесь стояла не на жизнь, а на смерть.
Квартиру для мамы Вера купила в своем же доме, повезло. Вера на девятом, в трехкомнатной, Галина Ивановна в двушке на втором. Разумеется, сделала хороший ремонт, купила итальянскую кухню и спальню, румынскую гостиную, мамину мечту: стулья с завитушками и гобеленовой обивкой. Люстры – хрусталь, но не тот, о котором мама мечтала, а европейский, горевший так, что хотелось зажмуриться. Памятный сервиз с золотыми вензелями стоял на переднем плане в витрине на гнутых ногах.
Вера не спорила. Галина Ивановна была счастлива, могла ли она мечтать о таких царских хоромах?
На рынок ездила с водителем, а в магазины ходила сама – развлечение. Тут же перезнакомилась с соседками и часами сидела на лавочке у подъезда. Публика в доме жила интеллигентная: жены военных высоких чинов, врачи, архитекторы. Жилье на Фрунзенской набережной во все годы, включая далекие советские, было престижным.