С неба женщина упала - стр. 25
– Этот выход закрыт, сэр! Быстро работают, засранцы. – Ленка задумалась, и спросила: – Если в паспорте твой адрес на Кутузовском, как они так быстро узнали телефон свекрови?
– Узнали, девчонки, – убитым голосом прошептала я. – Сзади, на обложке паспорта был написан. Антон сам написал, как только мы познакомились. Больше не на чем было. Я хотела потом стереть, да забыла!
– А ты воспылала! Ещё не познакомилась, а паспорта кому попало раздаёшь! С сарая, что ли, рухнула? Записала бы на пачке сигарет да потеряла!
– Я ж не курю, – печально сказала я.
– Не ври, – строго сказала Ленка. – А Антон?
Я мотнула головой.
– Не выходила бы за него, он бы твою машину не грохнул. Ехала бы на машине, никто бы тебе ничего не всунул!
– Не было гвоздя – подкова пропала.
Не было подковы – лошадь захромала.
Лошадь захромала – командир убит,
Конница разбита, армия бежит… – продекламировала я. – Ну, и что теперь? Повеситься, что ли?
– Нет, не надо вешаться. Однако, похоже, что квартирку на Кутузовском уже навестили. Хорошо, что тебе не пришло в голову туда сунуться.
– А родительская квартира пустая?
– Пустая. Думала с Антошкой там после свадьбы жить – не могу. Реву, бабы, белугой. Да он без мамочки и не может… Так что баба Глаша там так и убирается. Приходит раз в неделю или два, если ей скучно и делать нечего.
– Да, – протянула задумчиво Ленка, и хихикнула, – ты, Алька, словно тот вор, что у распечатанного сейфа справку об освобождении оставил! Ладно, вот что: надо твоему бывшему позвонить.
– Какому? У меня теперь выходит, два бывших.
– Первенькому. Андрею Дмитриевичу. Надо узнать, со всех сторон тебя обложили или щёлочка есть?
На том и порешили. Время было уже два часа ночи, и хоть и страшно, но надо спать.
***
Андрей Дмитриевич Сомов любил в жизни три вещи. Первое – делать деньги. Второе – руководить. Третье – чтобы все непременно называли его по имени-отчеству.
Когда мы с ним познакомились, я ещё не окончила институт. Он старше меня на тринадцать лет, поэтому казался мне тогда самым надежным и умным мужчиной на свете. Ухаживания его имели размах грандиозный, Андрей Дмитриевич просто смял меня своим натиском. Скептически оглядев своих поклонников-ровесников, я всерьёз решила, что они и через пятьдесят лет не смогут сравниться с Андреем. Потом была шикарная свадьба, мама почему-то всё время плакала, отец хмурился, и только моя родная тётка Юля высказывала вслух свое неодобрение. Мне это казалось странным. Но через полгода я поняла причину маминых слёз. Не было того, о чём тысячелетиями пишут поэты, отчего умирают и рождаются, отчего начинаются войны и заключаются перемирия. Не было любви.