С любовью, Луна! - стр. 31
– Пап, а ты что один? – спрашиваю бодро, стараясь проглотить ком в горле.
– Один. – проговаривает в ответ, но взгляд его показывает всю степень его непонимания сейчас.
– А-а-а, ясно. Мама с внуками осталась, да? Как обычно, спасать их от нерадивых родителей. – начинаю подначивать папу, чтобы разрядить обстановку, но получается всё наоборот.
– Как обычно… – и всё. Папа замолкает и замирает посреди прихожей.
Ага. Значит, Вика, ты полностью охреневшая женщина, которая даже с родителями общаться перестала.
Тогда… думай, думай Вика!
– А давай чай пить, пап? – предлагаю и быстро прячусь за стеной кухни, что отделяет основную зону от коридора. – Дура, дура, дура! – рычу себе под нос, набирая воду в чайник, и начинаю рыскать по всем шкафчикам в поисках кружек и чая. Или хотя бы чего-то, что можно сделать сейчас и занять руки.
Сзади раздаются неспешные шаги папы. Я прямо начинаю ощущать его пытливый взгляд, но вот за его молчание – спасибо. Мне бы тоже сейчас понять, как я должна разговаривать. Да только в голову вообще ничего не приходит.
Я ещё не отошла от ночного «приключения», а здесь ещё одно нарисовалось. Хотя нет! Папа всегда может понять меня… мог! А здесь, скорее всего, не может!
– Так. Ладно! – резко растираю ладошками лицо и поворачиваюсь к папе, который сидит и даже не дышит, наверное. – Чай? Кофе? Хотя лучше чай. Кофе ты не пь… или здесь ты пьёшь кофе, пап?
– Не дочь, я и… здесь кофе не пью. Чай давай. – как-то даже тяжело выговаривает папа, а мне хочется подойти и обнять его. Спрятаться в его объятьях, попросить прощения. За что понятия не имею. Но так хочется, что даже слёзы к глазам подступают.
– Ну, значит, чай. – прохрипела и отвернулась.
Расставляю чашки. Достаю сахар, потом замечаю хлеб и ветчину в холодильнике. Начинаю делать бутерброды. Мне нужно хоть чем-то занять руки, чтобы не начать «пороть горячку».
А в голове колокольный звон! Нереальный шум, который мешает сосредоточиться. И с каждой минутой он становится всё сильнее, заставляя моё терпение трещать по швам. Хотя я думала, что оно у меня сшито капроновыми нитками и не порвётся уже!
– Викулёк. – тихий голос папы врывается как раскат грома в моё сознание, заставляя подпрыгнуть на месте. – Присядь, дочь. Не мельтеши. – и вроде спокойно говорит, но ослушаться желания не возникает.
– Хорошо пап, хорошо. – отвечаю, разворачиваясь и встречаясь с ним взглядом. В таких родным и любимых глаза я вижу непонимание и… боль. – Чай. – решаю оттянуть ещё наш разговор на минутку хотя бы.
– Викулёк. – опять зовёт папа, а мне так больно слышать горечь в его голосе.