С любовью. Ди Каприо - стр. 2
– Я покакай! Я покакай!
– Давай громко разговаривать по-английски, – тихо, но твёрдо сказала Арита, и я понял, что это не предложение и не просьба.
– Зачем? – спросил я, переходя на язык Шекспира.
– Чтобы нас принимали за иностранцев и уступали дорогу, – ответила она по-английски с неистребимым и таким трогательным в её случае русским акцентом.
– Но мы и так иностранцы. У нас датское гражданство.
Арита грустно усмехнулась:
– Здесь, – она обвела свободной рукой толпу, – главное казаться, а не быть. Так что говори громче, как будто ты датский болельщик на чемпионате мира!
Мы начали говорить громче. И это подействовало!
Одна из вечных загадок России для меня – непонятное преклонение перед всем иностранным, особенно западным. К китайцам, корейцам и японцам русские относятся немного снисходительно, смотрят на них словно свысока. А вот французы, англичане или голландцы в любом русском коллективе сразу становятся статусными людьми – к ним прислушиваются, с ними говорят уважительно, им уступают место. Как нам сейчас.
Конечно, не все пассажиры, застрявшие в Домодедове, были русскими, но их оказалось большинство, и мы практически без потерь добрались до очереди к стойкам регистрации. А дальше пришлось застрять надолго – большой самолёт предполагает большое количество пассажиров, а в Таиланд из Москвы летают только большие самолёты, такие как наш Аэробус 330–300 – настоящий воздушный дом, способный переместить четыреста с лишним человек на одиннадцать тысяч километров.
Впрочем, если бы все стоящие перед нами в очереди были дисциплинированными и вежливыми, регистрацию мы бы прошли гораздо быстрее. Но, в полном соответствии с русской поговоркой «в семье не без урода», нашлись таковые и в нашей очереди. Нашими «уродами» оказалась шайка белобрысых толстяков с одинаковыми фиолетовыми чемоданами, набитыми до отказа. Эти толстяки возникли откуда-то сбоку, бесцеремонно поднырнули под натянутые ремни ограждения и оказались впереди нас, вклинившись в очередь с таким видом, словно всегда тут стояли.
Всего их было пятеро: мощная дама лет шестидесяти, напоминающая снежную бабу, в платье и плетёной шляпке на абсолютно круглой голове; её дочь, похожая на мать как клон; муж дочери, почему-то тоже выглядящий как мужская версия тёщи и супруги, и двое сыновей – близнецы лет десяти-одиннадцати. Думаю, нет смысла пояснять, что и они в точности походили на всю родню – такие же толстые, розовые, с белёсыми ресничками вокруг маленьких круглых глазок того невыносимо противного, пошлого цвета, который художники именуют «прованский синий».