С.Е.К.Р.Е.Т. - стр. 9

В тот вечер – блокнот так и жег мой карман – я наблюдала, как Трачина управляется с наплывом желающих отобедать. Мне впервые пришлось признать, что я немного ревную. Уилл был ни при чем. Мне было завидно видеть, с какой обворожительной ловкостью передвигалась она по залу. Есть женщины, умеющие окунуться в жизнь и выглядеть достойно. Это не зрители, а непосредственные участницы. Они… живые. Уилл пригласил ее, и она ответила: «С удовольствием». Никаких колебаний, недоговорок, раздумий – однозначное, весомое «да».

Я думала о блокноте, о словах, попавшихся мне на глаза, о мужчине за столиком и о том, как он гладил запястье и целовал пальцы своей спутнице. Как трогал ее браслет, как был настойчив. Мне хотелось того же. Я видела, как вцепляюсь руками в густые волосы, как меня прижимают спиной к стене ресторанной кухни и мужская рука задирает мне юбку. Стоп – кавалер Полин был выбрит налысо. Я вообразила себе Уилла – его губы и волосы…

– О чем задумалась? Скажи – и получишь пенни, – пообещал Уилл, прервав мои нелепые грезы наяву.

– Мои мысли стоят куда дороже, – отозвалась я, зная, что покраснела. Что на меня накатило? Смена закончилась. Пора домой.

– Что, хорошие чаевые?

– Да, неплохие. Ладно, я побежала, но вот что, Уилл, мне нет никакого дела до того, что ты с ней спишь. Скажи Трачине, чтобы наполнила сахарницы перед уходом. Пусть будут полные, когда приду утром.

– Будет исполнено, босс. – Он отсалютовал, а когда я уже направилась к двери, добавил: – Есть планы на вечер?

Телик включу. Буду переключать каналы. А что еще?

– Да, обалденные.

– Сходила бы ты, Кэсси, на свидание с мужиком, а не с кошкой. Ты милейшая женщина, сама знаешь.

– Милейшая? Ох, Уилл, неспроста ты меня так называешь. Это говорят женщинам за тридцать пять, которым на свалку еще не пора, но скоро. «Ты милейшая женщина, но…»

– Никаких «но». Шла бы ты отсюда, – указал он подбородком на дверь и дальше.

– Именно, – ответила я, попятилась, вышла и чуть не попала под мчавшийся велосипед.

– Кэсси! Черт побери! – Уилл бросился ко мне.

– Видел? Вот что бывает, когда я иду отсюда. Меня плющит, – сказала я, стараясь унять сердцебиение и обратить все в шутку.

Уилл покачал головой, а я повернулась и зашагала по Френчмен-стрит к дому. Мне казалось, что он остался стоять в дверях и смотреть мне вслед, но я постеснялась обернуться и проверить.

Можно ли чувствовать себя сразу старой и молодой? Пройдя четыре квартала до дома, я полностью вымоталась. Мне нравилось смотреть на ветхие домики по соседству: одни смыкались, другие были настолько щедро покрыты краской, окружены такими затейливыми железными заборами и столь богато украшены узорчатыми ставнями, что смахивали на стареющих статисток в сценических нарядах и макияже. Я жила в верхнем этаже оштукатуренного трехэтажного дома на пересечении улиц Чартрес и Мандевилль. Он был бледно-зеленого цвета, со скругленными арочными окнами и темно-зелеными ставнями. В тридцать пять лет я все еще жила как студентка. В моей съемной квартире имелась кушетка с хлопковым матрасом, книжные полки из ящиков для молока, служивших также приставными столиками, и растущая коллекция солонок и перечниц. Спальное место представляло собой альков с широким оштукатуренным арочным проемом и тремя мансардными окошками, выходившими на юг. По правде говоря, лестница была столь узкой, что громоздкую мебель туда было просто не занести: всему приходилось быть небольшим, складным или разборным. Приблизившись к дому и вскинув глаза, я вдруг осознала, что рано или поздно стану слишком старой, чтобы жить на самой верхотуре, особенно если и дальше буду проводить весь день на своих двоих. Порой я так выматывалась за смену, что, дотащившись до дома, едва поднималась по лестнице.