Рыжий демон осенних потерь - стр. 48
– Ох ты ж, – покачал головой Кит, и я поняла, что примчалась в отделение в трухе логова.
А он прекрасно разглядел и следы старой известки на джинсах, и копоть на кроссовках. Хотя в кабинете, как я уже и сказала, было сумеречно. Топили еще слабо, котельные только разгонялись, и Никита кутался в огромный коричневый свитер, натягивая воротник на подбородок. Хорошо, что в кабинете он был один.
– Ты меня выдернул с задания, – сообщила я с ярко выраженным упреком. – Сам же сказал – в течение часа.
– Давай, и, да, только быстро, – Кит кивнул на папку из светло-коричневого картона, лежавшую поверх клавиатуры компьютера.
У них в отделе так принято – никто никогда и ничего не оставляет на столах. Все компы тщательно запаролены, а дела, которые ведутся от руки, прячутся в сейф каждый раз, когда оперу понадобится хотя бы на пять минут покинуть кабинет. Ни единой лишней бумажки, ни семейного портрета, ни кружки из-под чая или еще какой-нибудь милой мелочи, говорящей о том, что здесь пребывают живые люди.
Я села за блестящий первозданностью стол. Поверхность его под моими пальцами была гладкой и холодной.
– У тебя двадцать минут, – сказал Кит. – Телефон давай.
Я покорно отдала ему мобильный. Конечно, у меня и капли сомнений не возникло в запрете Кондратьева что-то здесь фотать. Даже мне.
Кит сунул в карман мой телефон и вышел.
На столе лежала старая коричневая папка с завязками-тесемками. Классическое такое древнее дело, проявленное сквозь десятилетия.
Почему документы все еще не отцифровали, мне было совершенно непонятно. Может, руки не дошли, может, кто-то целенаправленно старался навсегда забыть этот старый висяк. Всякое бывает. Тем более уголовное дело быстро закрыли за отсутствием состава преступления. Мужчина умер от инфаркта, жена и дочь исчезли. Сколько же дел перелопатил Кондратьев в архиве, прежде, чем извлек на свет божий эту папку? Я искренне пожалела Кита.
Пыль времени – я почувствовала, что это такое, перебирая пожелтевшие страницы. Будто действительно само время щекотало подушечки пальцев пережеванной трухой. Событий, сезонов года, судеб. Она все перетерло впавшим старческим ртом, а крошки старательно собрало и упаковало в эту старую папку.
Дело семьи Кейро.
Тридцать лет назад… Мне тогда было… Года полтора-два. Может, я еще и ходить-то не умела. Кто помнит? Чувствовала сейчас я одно: какой-то необъятный океан между тем временем, которое для меня оставалось темным пятном небытия, и нынешним.
У времени много ипостасей: то безбрежный океан, то сморщенная старуха, перемалывающая вставной челюстью в труху все, что попадается на зуб.