Рыжий демон осенних потерь - стр. 4
Моих вещей тут не осталось.
– Что с девочкой? И где… Её родители?
Кондратьев опустил взгляд.
– Девочка в шоке, матери нигде нет, а вот отец… Наверное, тебе не нужно это видеть. Аль, прости меня…
– Что с Феликсом? Он ранен? – Я только сейчас заметила подозрительно темные пятна на перилах лестницы, ведущей на второй этаж. Сверху раздавались приглушённые голоса. В спальню явно набилось больше народа, чем следовало.
– Вообще-то… Он как бы… несколько больше, чем ранен, – формулировка Кондратьева была ниже всякой критики.
– В больнице?
– Нет, – выдохнул Кит и неловко пожал плечами. – Твой бывший муж, Аль…
– Мёртв!
Лестница вскрикнула, когда я прыгнула сразу через две ступеньки и рванула вверх, стараясь не касаться свежих пятен крови.
Что здесь произошло? Почему Феликс мёртв?
Пятна также покрывали стену около спальни. Словно кто-то вытирал о дверь испачкавшиеся руки. Или хватался за нее в бессознательном припадке. У Феликса открылось кровотечение? Я судорожно перебирала известные мне болезни, при которых человек теряет столько крови.
– Алька, бахилы! – успел мне крикнуть в спину Кондратьев.
Дверь в спальню оказалась открытой настежь, и уже из коридора я увидела, что в ней далеко не все в порядке. В распахнутое окно нанесло пожухлых листьев, они лениво трепыхались на мягком светло-бежевом ковролине. Сорванная гардина болталась на двух оставшихся петлях, увядающие цветы мокли в луже с крупными осколками ажурной вазы. Пионы. Последние сочные пионы, они до сих пор пряно и терпко пахли.
Посторонние люди, которые никогда не должны были переступать порог этой дачи, мелькали перед глазами: кто-то собирал для судебной экспертизы клейкой лентой частички с поверхности подоконника, молодой незнакомый парень, выключая на ходу камеру, выходил из комнаты. Он задел меня плечом.
– Вы что тут наделали? – пробормотала я, хватаясь за косяк.
И уже не замечала ничего вокруг, так как взгляд упёрся в кровать, на которой лежало нечто, накрытое пледом в бурых кляксах.
– А вы кто? Гражданка Успенская? – человек в штатской одежде, но с «нашим» цепким взглядом, который я узнаю в любом состоянии, сразу не понравился. – Наконец-то!
– Она не та Успенская, – Кондратьев опять появился у меня за спиной. – Это первая жена Феликса Львовича.
Карие глаза уставились с неподдельным профессиональным интересом.
– И что вы тут…
– Что с Феликсом?
Мы с ним спросили друг друга одновременно.
– Младшего инспектора подразделения детского счастья Алену Николаевну Успенскую вызвал я, – с наглым напором признался Кондратьев. – Она лучший подростковый психолог в нашем отделе.