Рыжая - стр. 25
Мальчик играл в странные игры, чаще всего в похороны, смерть, войну. В переполненном транспорте истерил: «Не хочу домой! Папа опять будет тушить об меня сигареты и подвешивать вверх ногами». Люди укоризненно качали головами, а Галя пыталась брата пристыдить. Кондукторша предлагала вызвать милицию и написать куда надо, а тот еще больше распалялся, сучил ногами и специально облегчался в штаны. Мол, полюбуйтесь, какой я пуганый. Когда баба Фима заикнулась, что с мальчиком не все ладно и по-хорошему его бы нужно показать врачу, на нее привычно зашикали и потребовали не молоть чепухи. И вообще, ваше мнение никого не интересует. А потом родилась Леночка, и на Петьку вовсе махнули рукой.
Они ехали в роддом, играя в города. Папа отвечал невпопад. На букву «А» – Енисейск, а на «П» – какой-то Сергиев Посад, поэтому пришлось сосредоточиться на стройках с одноногими кранами и на тетке в тулупе, торгующей куриными шеями и крыльями. Петька читал по слогам «Строить прочно – сдавать досрочно», Галя волновалась, что не выучила к завтрашнему уроку «Гимн Советского Союза», а отец рассеянно рвал на мелкие кусочки проездной талон. У больницы замешкался и даже попытался заскочить в ближайшую пивную, но Галя расплакалась, и пришлось свернуть на дорожку, кое-как присыпанную песком. Петька жаловался, что снег царапает лицо, и норовил устроить очередной «концерт». На него не обращали внимания, так как в окне показалась зареванная мама. Отец закурил и что-то накалякал в воздухе дрожащим указательным пальцем. Мама покачала головой и закрыла лицо руками. Стала раскачиваться, задевая лбом раму и стекло. Отец с сеткой, в которой болталась гречневая каша и невкусные паровые котлеты, поплелся к больничному крыльцу и присел в реверансе перед надменной санитаркой. Та потребовала какую-то расписку, и он что-то долго писал и зачеркивал, допуская одну ошибку за другой. Из-под шапки ползли струйки пота и заливали глаза.
Через неделю в дом воровато внесли одеяльный сверток, перевязанный розовой лентой. Дети выбежали в прихожую и уткнулись в мамин все еще внушительных размеров живот. Она рассеянно погладила их по голове и попросила поиграть в другой комнате. Они для вида согласились, а потом пробрались в родительскую спальню и облепили кроватку. Петька преданно смотрел в глаза и исподтишка щипал младенца. Тот орал. Мама, подвязанная платком, тыкала ему в рот сосок, напоминающий виноградину. Отец шикал и устраивал проветривания. Листал какие-то медицинские журналы и созванивался с профессором по фамилии Зильберман. Носил тому сумки с дефицитными конфетами и коньяком. Верил, что все еще образуется, но когда в положенное время девочка не начала держать голову, не сказала долгожданного «агу», не села, заваливаясь то вправо, то влево, начал выпивать, и никто не смел упрекнуть его в этом. Как-никак у мужика такое горе.