Рыцарь пустыни, или Путь духа - стр. 52

Наконец однажды он сделал мне предложение. Я ответила решительным «нет», ибо всегда сомневалась в этом человеке. О, как же он был умен! Знаете, что он сделал? Зная, что я выросла в религиозной семье, он заявил, что его терзают сомнения, и что единственная причина, почему он хочет на мне жениться, заключается в том, что, по его убеждению, я смогу подарить покой его душе и вернуть его в лоно веры. Да-да, он так и выразился «в лоно веры»! Он, эта черная овца! – возмущенно добавила она.

Руперт невольно рассмеялся.

– А! – продолжала она. – Вижу, вам смешно, но только не мне. – Он уговаривал меня, заявил, что я совершу великий грех, если отвергну кающуюся душу, что своим отказом прогоню ее прочь от врат жизни, и так далее и тому подобное, до тех пор, пока я, овечья голова, не поверила ему. Кроме того, моя мать желала этого брака, я же хотела быть знатной не только в своей стране, но и в вашей. И я вышла за него, и мои глаза открылись. Лоно веры! Врата жизни! О! В лоне его веры обитают лишь черные козы, – к тому же, все как один левши, – а врата, в которые он стучит, это врата ада. Насколько мне известно, он ни во что не верит, когда же я укоряю его, он заявляет, что то была его маленькая шутка – его маленькая шутка, чтобы жениться на мне, ибо он считал, что из меня выйдет хорошая, покорная, домашняя жена и красивая, здоровая мать его детям. Ах, mein Gott, он сказал, что то была лишь маленькая шутка… – Встав со стула, Табита в горе и возмущении вскинула руки и подняла лицо к небу – словно святая, ощутившая первый удар своего мученичества. Это была весьма странная сцена, и она глубоко растрогала Руперта.

– И что же случилось с детьми? – продолжала она, объятая праведным гневом. – Сколько же их у меня было? Шестеро, семеро! О, я выполняю свой долг. Я держу свое слово, но эти дети не живут! Да и как они могут жить, имея такого грешника-отца? Последний ребенок… он немного прожил, и я умоляла покрестить его. Да, я на коленях ползала за мужем по полу и молила позволить мне сделать моего ребенка христианином. Лорд же насмехался надо мной, называл мою веру «глупым суеверием». Он заявил, что никогда этого не допустит, мол, в церкви холодно и ребенок простудится. И моему ребенку действительно холодно, вот только это могильный холод, и его несчастная крошечная душа должна жить вечно, не зная искупления, и возможно даже, страдать из-за грехов этого ужасного, порочного человека.

– Не говорите так, – сказал Руперт, – это слишком суровая вера, и я не поверю ни единому ее слову. Невинные не могу страдать за грешников.