Рыцарь и ведьма - стр. 72

София села рядом и накрыла руку отца своей. За последние три дня он словно постарел. Скулы, подбородок и шею обметала щетина. Его элегантная серебристая шевелюра растрепалась и обвисла на лоб. Всегда поджарый и подтянутый, он даже как будто немного обрюзг. Как бы София ни уверяла отца в том, что она не намерена идти по стопам матери, это не могло вернуть ему прежнее присутствие духа.

Девушке было тягостно узнавать все новые истории из прошлого родителей, которые отец преподносил с видом ироничной отстраненности. В каком-то смысле было проще, когда мама оставалось просто фигурой отсутствия, грустной тенью, всегда таившейся где-то за плечом, за пределами поля зрения. Но сказать об этом отцу она не решалась. Ведь он впервые мог не носить застарелую боль в себе. И, должно быть, ему казалось, что с каждым болезненным откровением он оставлял ей, Софии, все меньше оснований осуждать его за тот выбор, который он сделал в пользу умолчаний и лжи во всем, что касалось Виолы Верны.