Рыбак и Дворец. Роман-притча - стр. 4
– Да-да, это сделал я, Саад, а покойница – моя матушка. Я посылал ее воровать в баню, а она все твердила, что, мол, боится. Полюбуйтесь-ка теперь на нее! Отныне объявляю себя городским главой, понятно? Ну, кто против? Пусть говорит сейчас же. Я задушил свою мать двумя пальцами, а на семерых таких, как вы, мне и одной руки хватит. Так кто против?
И, издав дикий вопль, он бросился бежать в лес. Месауд, третий брат Али-Рыбака, в полдень четвертого дня с ножом-секачом и кинжалом ворвался в лавку старого Бендауда.
– Выкладывай все, что у тебя есть, старая развалина, -прорычал он. – Деньги, золото, серебро, драгоценности, – все, что есть в твоей лавке. Это говорю тебе я, Месауд, брат Джабера, Саада и самого Соловья-разбойника!
Старику Бендауду оставалось лишь покориться: он тут же принес все, что имел, и свалил в мешок Месауду.
– Голову даю на отсечение, что самое ценное ты все-таки припрятал, старый пес!
– Нет, нет, богом клянусь, всеми святыми, всем, чем хочешь!
– Тогда скажи: клянусь головой Джабера, Саада, Месауда и даже… Али-Рыбака.
– Это все, что у меня есть, сынок, все мое состояние!
– Пошел вон, старый пес!
Бендауд выскочил из своей лавки, так и не поняв, в чем провинился перед Месаудом, который, хватая его за грудки и толкая, кричал:
– Вон, вон отсюда, проклятые торгаши. Идите все прочь, горожане, грязные псы и свиньи!
Люди в недоумении столпились вокруг них и смотрели, что он станет делать со стариком Бендаудом, которого колотила дрожь. Месауд обвел всех взглядом, а потом велел Бендауду сесть на порог лавки. Старик покорился, не сводя глаз с ножа-секача, который Месауд занес у него над головой.
– А ну, клянись головой сироты Месауда, что ты ничего не укрыл от него!
– Клянусь твоей головой!
– Скажи: клянусь головой Месауда-сироты, брата Джабера, Саада и даже Али-Рыбака.
– Клянусь головой Месауда-сироты, Джабера, Саада и Али-Рыбака, что я не укрыл от тебя ничего ценного, отдал тебе все, что имел, до последнего гроша,
– Собака! – бросил ему Месауд и, стиснув зубы и закрыв глаза, еще выше занес руку, словно готовясь нанести удар, но потом, будто совладав с собой, прибавил:
– Нет! Я не стану убивать тебя сегодня. Дам тебе время поплакать над твоими деньгами и драгоценностями.
С этими словами он двинулся в сторону леса, унося с собой награбленное, и никто не посмел остановить его.
Таков уж был обычай жителей этого города, передававшийся по наследству сыновьям от отцов и дедов. Добро и зло всегда шли рядом. А тот, кто скрывал свой истинный характер, был либо трусом, либо подлецом. Если добрые и злые люди открыто заявляет о себе, то открывается истинное лицо эпохи: эпохи добра, или зла, или добра и зла одновременно. И пока злодею-разбойнику находилось пристанище в лесу или в других городах, он мог совершить свое первое преступление в этом городе и покинуть его с миром, а с добрыми людьми оставался лишь тот, кто сам того хотел. Главное, что никто не желал доводить дело до вмешательства властей. Король и его люди были далеки от города и его проблем. Но все же сам город продолжал хранить молчаливую покорность королю. Между ними существовал какой-то негласный союз. И вот теперь Али-Рыбак, человек редкостной доброты, казалось, появился в это самое время для того, чтобы нарушить Обычай и сделать шаг, реакция Дворца на который была непредсказуема, как и его последствия для этого мирного города.