Рядовой для Афганистана - стр. 7
Полгода назад. Свердловск, ноябрь 1984
Военком, цветущий полковник с улыбкой инквизитора и лысиной Сократа вышел на крыльцо своего комиссариата и толкнул речь, призванную успокоить рыдающих матерей новобранцев.
– Уважаемые родители, сегодня вы провожаете своих сыновей выполнять почетную обязанность любого гражданина СССР – учиться защищать свою Родину, свое Социалистическое Отечество! Я вижу перед собой уже не мальчиков и не юношей, а мужчин. Давайте не станем в этот торжественный день омрачать начало их службы вашими слезами. Им это ни к чему. Два года пролетят быстро, поверьте мне, отцу молодого офицера и бывшего солдата! Вам спасибо за ваших сыновей!
– Полковник, ты лучше скажи, где хлопцы служить будут? – выкрикнул чей-то отец из родительской толпы. – Ну, хоть соври что ли?
– Врать не умею! Не люблю! Знаю, что ребята отправятся служить в основном в Московский и Сибирский военные округа…
– Афганистан им не светит, может, знаете?
– Нет, конечно! – уверенно ответил полковник. Если вы имеете в виду ребят, годных без ограничения здоровья, значит в ВДВ. После учебного подразделения они будут направлены в Группу Советских Войск в Германии. Во всяком случае, я не знаю, кто из наших призывников направляется в ДРА. Все будет решать командование учебки – через полгода.
Родители, опустив головы, стали расходиться. Кто-то принялся играть на гармони, пытаясь превозмочь холодный ветер.
Комиссар поднялся к себе в кабинет и закрылся на ключ. Он набрал по телефону три цифры и негромко доложил.
– Товарищ генерал-майор, команда «ВДВ–А» за номером «300» отправлена в количестве 87 человек. Сегодня 10 ноября 1984 года.
– Молодец. Ну что, эта команда тоже вся в ДРА? План выполнили, кажись?
– Выполнили, но эта команда – смешанная, направляется в десантную учебную дивизию в Литву в местечко Гайжюнай. А «афганцы» ушли еще первого ноября в Чирчик>15 и Фергану.
– Добро, и не надо ни с кем на эту тему, как ты понимаешь, информация строго служебная, можно сказать секретная. Будь здоров, – сухо закончил генерал.
Офицер первым положил трубку, закурил «беломорину» и настежь распахнул окно. В комнату ворвался морозный уральский ветер, густо перемешанный с рыжей копотью от мартеновских печей Верх-Исетского металлургического завода. Мужчина нервно закашлялся, задавил чинарик в чугунной пепельнице и закрыл окно. Сел за письменный стол, обхватил свою голову руками, пытаясь делать массаж: «Все, надо уходить из армии, не могу больше. Затеяли войну, неужели нельзя было обойтись советниками и поставками оружия. Я же был советником в Египте, тоже ставился вопрос об увеличении контингента, но ведь воздержались. И правильно сделали. Устал я принимать зареванных матерей, помогать хоронить им своих солдат. Одна болтовня, интернациональный долг, слава героям. Никому этот герой не нужен кроме матери и отца. Вроде слух прошел, что будут выводить войска… Ни хрена, пока раскачаются… еще сколько сотен цинков придет. Эх, мать твою, а если я сейчас уйду, то моего сына летеху точно загребут в Афган, и некому прикрыть будет. А он, наивный дурак, рвется туда, но я не могу, не могу себе этого позволить! Единственный сын! Сволочи, безумцы, гады! Заварили мясную кашу, маразматики…»