Рядом с Джоном и Йоко - стр. 21
Вернувшись из Индии, Джон первым делом позвонил Йоко. Это случилось 19 мая 1968 года. “Тем вечером, – рассказывал Джон Яну Винеру, – Синтии дома не было, и я подумал – что же, сейчас самое время узнать Йоко поближе. Она пришла ко мне домой, и я не знал, что делать. Так что мы поднялись наверх, в мою студию, и я прокрутил чуть ли не все кассеты, что у меня были, – что-то выпендрежное, что-то смешное, какую-то электронную музыку. Существовало не так много людей, с которыми я мог бы поделиться теми записями. Ее это сильно впечатлило, и она сказала: “Давай сделаем то же самое”.
“Тем вечером я надела фиолетовое платье, – вспоминала Йоко в интервью журналисту Рэю Коннолли. – Позже Джон сказал, что это был отличный знак, так как фиолетовый – очень хороший цвет. Поначалу мы ужасно стеснялись. В смысле, он даже не мог сказать: “О’кей, давай сделаем это”. Так что он предложил подняться в его студию и заняться музыкой или остаться внизу и просто поболтать”. Они поднялись наверх, и, как говорила мне Йоко, “общались, слушая и создавая музыку, и это было для меня нечто совсем новое. Это просто происходило, мы импровизировали. Мы вступили на незнакомую нам обоим территорию. Джон возился с магнитофонами. Он использовал все, что было в комнате, – фортепиано, орган, перкуссию, а я сидела на полу и пела”.
Записанный той ночью и выпущенный в конце 1968 года альбом, названный Unfinished Music No. 1: Tw o Virgins, начинался с петли из птичьих трелей – своего рода ритмовой подложки в основе задокументированных тогда шекспировских звуков, шелеста и шепота[48]. За обрывками аккордов салунного фортепиано, традиционного джаза и викторианского мюзик-холла ленноновские звуковые эффекты (реверберация, дилэй, искажение и помехи) соединялись с настойчивыми причитаниями Йоко, вызывающими в памяти призрачные звуки японской трубы хитирики, а также отчаянные стенания гобоя, исполнявшего в прокофьевской пьесе “Петя и волк” партию утки, проглоченной волком. В какой-то момент Йоко то ли пропевает, то ли проговаривает фразы вроде “Давай же, заставь меня” из японской песенки. И в каждой песне слышны обрывки беседы, когда Йоко выкрикивает: “Это ты? Здорово!” – на что Джон ворчит: “Нет, блин, гребаный консервный нож”, – а затем, чуть добрее: “Это я, Хильда, зашел домой выпить чаю”. И кажется, будто два влюбленных друг в друга призрака из народной японской сказки превратились в добропорядочную британскую семью, навеки прикованную к своей гостиной. “Мы начали в полночь, – позже рассказывал Джон, – а закончили на рассвете. Потом мы занялись любовью. Это было очень здорово”.