Рваные валенки мадам Помпадур - стр. 36

До деревни с многообещающим названием Ведьмино я долетела меньше чем за три часа. Дорога оказалась хорошей, машин мало, поэтому около половины девятого я уже стояла у деревенского магазина.

– Водкой не торгую, – сказала бабуля за прилавком.

– Алкоголем не интересуюсь, – спокойно ответила я, – помогите, пожалуйста. Вы местная?

– Здесь родилась, тут и помру, – оптимистично заявила старушка.

– Наверное, всех вокруг знаете? – спросила я. – Помните, чуть больше года назад здесь археологи вели раскопки?

Пенсионерка поправила платок, почти съехавший ей на затылок.

– А то! Никакого покоя! Поселились они, правда, в палатках, но начали к нам шастать. То им воды из колодца, то дров продайте. Надоели! Да еще Назар надурковал. Хотел их прогнать, археологи на лугу устроились, где он… слово такое, странное, мед… итог. Назар этим медитогом занимался каждое утро и вечер, а москвичи его лужайку оккупировали.

– Медитировал! – догадалась я.

– Во! Точно! – закивала бабуля. – Без стыда мужчина был. Выходил на улицу в одних трусах. Пойдет на лужок, руки вытянет, на одной ноге замрет и воет, словно кобель на месяц: «Ам… ам… ам!» Покачается и давай про харю петь. Харя вишня!

– Может, харе Кришна? – уточнила я.

– Да какая разница, – отмахнулась бабуля, – дурак он! Натрепал про проклятие. Наврал, что могилы заговоренные: дескать, кто их тронет – помрет. И началось! Из Москвы народ попер, в день по семеро прикатывало! Я к Назару ломанулась и говорю:

– Знаешь, добрый человек, ты у нас всего пять лет как поселился, сам пришлый, а неприятностей телегу доставил.

Он, правда, повинился:

– Извините, Анфиса Сергеевна, я хотел как лучше. Попугал нахалов, думал, они лагерь свернут, а получилось плохо.

Я обрадовалась безмерно:

– Анфиса Сергеевна, подскажите дом, где живет Назар.

Бабушка споро перекрестилась:

– А он помер, очень скоро после своего спектакля. Может, через полгода. Недолго богатству радовался. А тебе что надо? Зачем расспрашиваешь?

– Мне надо поговорить с тем, кто хорошо знал старика, – честно призналась я, – из-за его вранья много бед случилось.

Анфиса Сергеевна поправила вязаную кофту:

– Пустой человек был. Раньше в каком-то театре работал, в кино снимался.

– Назар был артистом? – уточнила я.

– Он так говорил, – кивнула старушка, – наши ему верили, а я сомневалась. Актеры огромные деньги имеют, в газетах про их заработки пишут, кое-кому аж по тридцать тысяч рублей в день дают! С таких доходов можно на старость накопить, а у Назарки ничего не было. Я в магазине стою, от меня правду не скроешь: вижу, кто себе чего берет. Назар не шиковал – рыба дешевая, хлеб, масло постное. Молоко он у Райки брал. У нас тут на деревню две коровы, раньше, лет двадцать тому назад, в каждом дворе по буренке стояло, а сейчас не хотят бабы возиться. Ну да господь с ними, с лентяйками. Одна животина у меня, ухоженная, чистая, я молоком, творогом, сметаной и маслом торгую, кое-кто издалека приезжает, потому что в курсе: моя Зойка здоровая, мытая, и марля у Анфисы Сергеевны кипяченая, и подойник блестит, и с руками грязными я к скотине не подойду. У Райки наоборот: в сарае навоза до ушей, но она задешево отдает молоко, потому что у нее постоянных клиентов нет. Назар шел не туда, где лучше, а туда, где дешевле. Раз в месяц он в город за пенсией катался, возвращался довольный! В пакете еду привозил из Москвы, в сумке книги. Гулял как студент, шиковал. Через неделю ремень затягивал. До пятнадцатого числа брал у меня сдобные плюшки, баловался ими с чаем, газеты приобретал в ларьке, а с шестнадцатого экономничал, от булок отказывался, с двадцать пятого киоск «Союзпечать» по большой дуге обходил. К тридцатому он в минусе, придет сюда и тихонечко просит: