Русское - стр. 89

– Не иначе как сама Матерь Божья тебя призрела! – воскликнул он, перерезая путы Щека и с радостью его обнимая. – Повезло тебе, бедолага, так, что и словами не описать, – добавил он. – Я о таком и не слыхивал. Придется рассказать об этом княжескому тиуну на рынке. – Он поднял глаза. – А вот он и сам идет.

Щек никогда прежде не видал высокого темноволосого боярина, который сошел с берега на пристань, но заметил, что вид у него раздраженный. Когда десятник поведал ему историю Щека, он только злобно воззрился на смерда, а потом с холодным выражением лица повернулся к десятнику.

– Деньги он украл, иначе и быть не может, – бросил он.

– Да ведь другие холопы видели, как ему эти деньги дали, – осторожно возразил десятник.

Боярин с отвращением поглядел на холопов:

– Их свидетельство ничего не значит.

– Да как бы я украл, господин, со связанными-то руками? – поразился Щек.

Боярин устремил на него мрачный взгляд. Ему было совершенно безразлично, пусть этот закабалившийся из-за долгов смерд хоть умрет, но он только что сообщил купцу, что передает ему для продажи двадцать холопов, значит у него на одного будет недостача, а он не любил испытывать неудобство.

– А где тогда тот, кто дал тебе денег?

Щек огляделся. Иванушки нигде не было видно.

– Отбери у него кошель, – велел тиун десятнику.

Однако тот не успел выполнить приказ, потому что в ту же минуту раздался крик:

– Вот он, глядите!

Это кричал один из холопов, взволнованно указывая на речной берег под городскими стенами. Примерно в полуверсте от них из небольшой рощицы вышел одинокий странник.

– Это он.

– Схватить его и привести ко мне, – приказал тиун.

И так спустя несколько мгновений Святополк, к своему великому изумлению, обнаружил, что столкнулся лицом к лицу со своим братом Иванушкой; Иванушка тем временем тупо глядел на него остекленевшим взглядом, явно погруженный в свои мысли, не говоря ни слова.

– Отпустите смерда, он уплатил долг, – хладнокровно повелел Святополк. – А этого бродягу, – он указал на Иванушку, – бросьте в темницу.

Он лихорадочно соображал, как поступить.

Неярко горели свечи. Тускло мерцала икона в углу, а Матерь Божия устремила взор из своего золотого царства в темное пространство большой комнаты. Холопы как раз убирали со стола остатки вечерней трапезы.

Игорь сидел в тяжелом дубовом кресле, склонив изящную, теперь уже совершенно седую голову и упираясь подбородком в грудь. Глаза его, внимательные и настороженные, были открыты, лицо – неподвижно, но мрачно. Жена его сидела рядом с ним. Можно было предположить, что час или два тому назад она плакала; но сейчас лицо ее побледнело, осунулось и казалось бесстрастным, ибо так приказал ей муж.