Русское - стр. 114

Хазар бросился на него, схватил за рукав, а когда тот споткнулся, влетел в него всем телом, стремясь сбить с ног.

Но тотчас же понял, что кто-то обхватил его сзади, точно клещами, и сжимает медвежьей хваткой, не давая броситься в погоню за половцем.

Как ни странно, удерживал его боярин Иван.

– Я же его поймал, господин, – возопил он, – поймал! Скорее в погоню, мы их возьмем! – взмолился он.

– Что, в темноте? – Иван по-прежнему не отпускал его. – Да они тебе горло перережут. Пусть бегут. Половцев завтра поубиваешь вволю.

Юноша умолк, признавая правоту боярина Ивана. Тот медленно разжал руки.

– Какие же трусы эти половцы! – пробормотал хазар.

– Может быть, – сухо откликнулся Иванушка, поворачиваясь к лагерю. – А моего бедного Щека они все-таки убили, – печально прибавил он.

Воистину, так и было. Юноша поглядел на крепкого старого крестьянина, лежащего неподвижно в луже крови, черным пятном растекающейся по залитой лунным светом траве.

Но ни тогда, ни позднее он так и не понял, почему Иван отпустил последнего половца. Да и Иван умолчал о том, кто был этот нападавший.

На главные силы половецкого войска они вышли несколько дней спустя. Те выстроились у реки. Иванушка и Владимир окинули взором длинную, темную, грозную линию. Половцы выстроили свои полки разумно, расположив на небольшом склоне, а это давало им некоторое преимущество. Справа двумя огромными кругами они поставили повозки и легкие колесницы, на которых в случае необходимости могли отступить.

Это было самое большое войско, которое когда-либо доводилось видеть Иванушке, шеренга за шеренгой конных воинов: облаченные в кожаные или легкие стальные доспехи, вооруженные копьями и луками, они могли нестись в атаку, бросаться на врага и лететь по степи, подобно соколам.

– Среди них я могу насчитать не менее двадцати князей, – заметил Владимир, хорошо знавший половцев.

– А Боняк?

Боняк Шелудивый считался самым ужасным, самым безжалостным врагом.

– Да как же без него! – весело откликнулся Мономах.

Войска безмолвно стояли друг против друга.

Именно тогда Иванушка что-то заметил. Происходила это перемена постепенно, неуловимо, так что даже зоркий Мономах поначалу не различил ее.

Ветер стал меняться.

Он протянул руку, дотронувшись до рукава великого князя, и кивнул, глядя на колышущиеся травы:

– Смотри.

Мономах проследил взглядом, на что указывает Иванушка.

– Ну, Богу слава.

Ветер понесет их стрелы на вражий стан. Сам Господь велит им наказать поганых.

Битва, разыгравшаяся в тот день, запечатлелась в памяти людей русских.

«Стрелы наши плыли по ветру, – поведал потом Иванушка Эмме, – они парили в воздухе, точно ласточки». Войско половцев ожидало полное истребление, ведь Мономах, хотя и способный к великодушию в мирное время, на поле брани не знал жалости. Его презрение к половцам, которых часто обвинял он в нарушении клятв, не имело границ. Ни один половец, попавшийся ему под руку, не мог рассчитывать даже на тень милосердия. «Они на какие только уловки ни шли, – рассказывал впоследствии Иванушка об этом дне. – Они даже притворно обратились в бегство. Но мы стояли насмерть и в конце концов прижали их к реке». Русские разбили половцев наголову.