Русский вечер в Ницце - стр. 8
Инга вспомнила о своем отце, и у нее сжалось сердце. Когда знаменитого танцовщика вынудили уйти из Большого, для него все рухнуло. В один момент. Еще вчера он был королем и богом балета, а сегодня – уже никто.
Инга была в школе, когда это случилось. Девочка пришла домой и увидела отца. Он стоял у окна и смотрел на улицу. Инге захотелось окликнуть его, но в позе отца было что-то такое, отчего ей сразу стало тревожно.
Она подошла ближе, тихо позвала:
– Пап! А, пап…
– Что? – сказал он хриплым голосом, резко повернувшись к ней.
Был март. Но отец почему-то стоял дома в шапке и в куртке. Только снял ботинки. Он словно зашел домой на минутку, а потом снова готов был куда-то мчаться по своим делам. Сколько она помнила отца, он весь был – порыв, движение. Он никогда не сидел без дела и не тратил время зря. Много раз он говорил Инге, что самое дорогое у человека – это время, и тратить его надо с толком. А сейчас отец стоял у окна просто так и смотрел на улицу. Но даже не это поразило Ингу, а его взгляд. У него был тусклый, безжизненный взгляд. Отец вдруг словно постарел на десять лет.
– Пап! – Она тронула его за руку. – Ты пришел пораньше? Репетицию отменили?
– Да, отменили. – Он задумался, а потом добавил: – Навсегда.
– Как это?
– Так. Я больше не танцую в Большом.
– Почему?
– Потому что я стал там ненужным.
– Ненужным?
– Да. Я стал старым и никому не нужным.
– Ты? Старым?
Разве ее отец мог когда-нибудь стать старым? Он был моложе всех юношей! Лучезарный Альберт из «Жизели», сказочный принц балета… Когда Инга читала в сказках о принцах, она всегда сразу представляла себе отца. Он высокий, златоволосый, красивый. Настоящий принц!
Инга невольно рассмеялась.
– Ты чего? – нахмурил брови отец.
– Разве ты – старый?
– Да.
– Так ты больше не танцуешь?
– Нет.
– А завтра?
– Я же говорю: никогда.
– Значит, ты уже вообще не будешь танцевать?
Лицо отца исказилось.
– Нет, я не могу не танцевать! – почти выкрикнул он. – Не могу! Я еще ничего не знаю. Я буду танцевать, обязательно. Я не могу не танцевать. Когда-нибудь ты поймешь мои слова.
Отец присел на корточки и взял ее руки в свои.
– Понимаешь, Инга… Это очень, очень больно, когда творчество, которому ты отдал всю свою жизнь, оказывается ненужным. Это – невыносимо! Я даже не знаю, как буду жить дальше. Не представляю себе. Сидеть с пенсионерами на лавочке? Смешно! Дома у телевизора?
Отец истерично рассмеялся. Потом тихо добавил:
– Меня лишили самого дорогого.
Он встал с корточек и привлек Ингу к себе. Они сели на диван.
– Я с детства мечтал танцевать. В Риге, где я родился, всегда любили музыку, танцы. До сих пор помню, как мы с мамой ходили в парк и слушали национальный оркестр. Это было так красиво. Пам-пам-пам-пам… – напел отец. – Малыш, мне сейчас так плохо. Ты даже и не представляешь.