Русский немец - стр. 38
Собираем для наших «призывников» котомки. Как в военкоматовской бумаге сказано: «сухари и постельное бельё»? А где же это бельё взять? У нас его, как и всего прочего, хоть шаром покати – нету. Всё на продукты променяли – и почти задарма. За бабушкиного «Зингера», к примеру, всего-то два ведра картошки дали. За другое барахлишко – и того меньше…
А на следующее утро – снова солнышко, но морозец крепкий: февраль ведь ещё не миновал. Снег пушистый – искрится на солнце. В книжках пишут – «словно серебро». Серебра я ни разу в жизни не видел и не представляю, что это такое. Но раз в книжках пишут, значит – так оно и есть…
Мама с бабушкой простились с папой и Алькой возле дома. Рыдания сдерживают, но слёзы катятся неудержимо – одна за другой. Две кошевы (сани такие раскидистые) прислали за нашими немцами-«призывниками». И как только этот небольшой обоз тронулся с места, я вскочил на запятки полозьев той кошевы, где папа с Алькой пристроились. Папа ухватил меня за руку: губы у него шевелятся, а слов произнести не может – вытолкнуть их из горла. Я тоже: держу крепко его руку – и молчу…
Минут через пять выехали на пригорок – в конце села. Надо уходить мне. Соскочил я с полозьев. Тут папа поднял свою правую руку – словно остановить меня хотел или прикрыть от какой-то опасности – и глухо, с большим трудом вымолвил: «Прощай, сынок!».
В груди у меня что-то оборвалось, ударило в голову: «А ведь я, наверное, больше не увижу его – никогда!». Что-то закричал – вослед удаляющемуся обозу. И Алька мне машет, кричит. Я не слышу что, могу улавливать только – по его широко разинутым губам: «Береги маму с бабушкой! Ты у них теперь – единственный заступник!» Скажет тоже! «Моряк – с печки бряк», – так наша хозяйка, Ольга Васильевна, внуку своему всегда говорит…
…
Иду в школу. А что делать-то? Надо свою линию в жизни дальше тянуть…
Я сегодня – дежурный по классу. Первый урок – история. И нужно для Михаила Ивановича всё четко разместить: он же не видит ничего. Ну, вымыл я хорошенько тряпку для доски, мел красиво разложил. Но что-то муторно у меня – и в груди, и в голове. Да и спал я сегодня плохо: переживал за папу и Альку – увидимся ли вновь когда-нибудь? Ох, скорей бы эта война кончилась!
Ребята в классе – тоже все хмурые какие-то, заспанные. А Петька (парень из местных) – тот вообще: уселся за свою заднюю парту – и в одну точку уставился.
Но вот и звонок к началу урока. Входит Михаил Иванович, осторожно ощупывает стул и стол, садится. Как всегда, спрашивает вначале: «Кто сегодня дежурный?» И только я собрался встать и доложить – по форме, как тот самый Петька с задней парты неестественно громко и каким-то пронзительным голосом кричит: «Гитлер!»