Русский Моцартеум - стр. 63
Я завернул к своему отелю «Continental», получил смарт-карту от номера и отослал коридорного, дав ему на чай. Открыв спортивную сумку, которую он оставил в прихожей, я поморщился при виде неадекватного гардероба Гансвурста. Повертев в руке большую курительную трубку, а затем открыв коробку с нардами из слоновой кости и распечатав пачку атласных карт, я прошел в комнату за стаканом, чтобы выпить водки, но в последний миг пить передумал.
Зазвонил телефон. Я взял трубку.
– Герр Фридман? – спросил настойчивый женский голос. – Мне нужен герр Фридман из Берлина!
– Мне очень жаль, – отрывисто ответил я. – Я не из Берлина, я Ганс Фрайер из Франкфурта-на-Майне.
– Ах, извините. Мне, право, очень жаль. Я вас не разбудила?
– Нет, все нормально, фрау.
Я положил трубку. Звонок был условный. У корреспондентки был выбор из семи вариантов фамилий на букву Ф. «Фридман» означало, что мне следовало найти безопасный телефон и связаться с Москвой. Я не стал мучиться вопросом, как в конторе разыскали меня. В конце концов они знали, что я должен был встретиться с Эрикой Шнайдер, местонахождение которой тайны ни для кого не составляло; а по пути сюда я не особенно осторожничал: даже не посмотрел, увязался ли за мной «хвост». Вопрос был в ином: следует ли мне позвонить Сансанычу и узнать, как обстоят дела, или гордо закусить удила и действовать на свой страх и риск.
Ни особой гордости, ни радости от того, что я вырвался на свободу, я не ощутил.
Поэтому, спустившись в вестибюль, я уединился в телефонной будке и набрал до боли знакомый номер.
– Ганс, – представился я и услышал голос Сансаныча.
– Синий «форд» с двумя дверцами и мужчина за рулем, – без предисловий заявил он (Сансаныч бегло говорил по-немецки).
– Не знаю такого.
– А следовало бы. По словам моего человека, он тащился за тобой по пятам всю дорогу от отеля, где ты побывал у той самой девушки. Оружия наш человек не разглядел, но это ничего не значит.
– Да, шеф.
– Я получил твое послание.
– Да, шеф.
– Независимость, говорят, качество положительное, но мне больше по душе дисциплина. Я бы хотел с тобой позже поговорить на эту тему.
– Да, шеф.
– Полагаю, что твое нынешнее поведение можно охарактеризовать как искупление греха. Даже допускаю, что ты виновен, но ты это отрицаешь, а твой поступок можно квалифицировать как сентиментальный.
– Да, шеф.
– Сентиментальность в нашем деле – редкость. – Голос Сансаныча был сух и назидателен. – Поскольку ты, судя по всему, располагаешь какими-то уникальными сведениями, то можешь продолжать действовать дальше, если чувствуешь себя в хорошей форме… Что ты сказал?