Русский Лондон - стр. 85
В XIX в. значительное место в эмиграционных процессах начинают играть идеологические мотивы: так, члены секты духоборов были вынуждены покидать Россию из-за преследований православных мракобесов и царской администрации. Благодаря поддержке прогрессивных деятелей культуры трудолюбивым и мирным духоборам удалось покинуть Россию – этому много способствовал Л. Н. Толстой. Существенную роль играла и эмиграция по национальным мотивам – представители отдельных этносов в массовом порядке уезжали за рубеж.
Если же говорить о политической эмиграции, то ее начало можно отсчитывать с весьма ранних времен.
Еще во время существования множества мелких княжеств бытовало незыблемое право «отъезда», право покидать сюзерена и переходить к другому, и не только, так сказать, единолично, но нередко еще и с огромным отрядом воинов, с чадами и домочадцами.
Как повествует летописец, в 1332 г. к великому князю Ивану Даниловичу в Москву пришел «некто от киевских благоплеменных Вельмож служити, Родион Несторович, а с ним сын его Иван, и с ним же княжата и Дети Боярския и двора его до тысящи и до семи сот. Князь же Великий прият его с радостию, и даде ему Болярство на Москве и устави надо всеми большинство, и даде ему в вотчину пол-Волока Ламского…»
Со временем такие боярские вольности прекратились. Как писал историк Ключевский, «политическая сила боярства и помимо опричнины была подорвана условиями, прямо или косвенно созданными московским собиранием Руси. Возможность дозволенного, законного отъезда, главной опоры служебной свободы боярина, ко времени царя Ивана уже исчезла: кроме Литвы, отъехать было некуда, единственный уцелевший удельный князь Владимир старицкий договорами обязался не принимать ни князей, ни бояр и никаких людей, отъезжавших от царя. Служба бояр из вольной стала обязательной, невольной»[97].
Выход из Московии стал зависеть только от воли государя. Никому из подданных не разрешался переход границы, и за нею внимательно следили – можно вспомнить знаменитую сцену «Корчма на литовской границе» из пушкинского «Бориса Годунова», где литовская граница совсем «недалече, к вечеру можно бы туда поспеть, кабы не заставы царские, да сторожевые приставы».
Даже приглашенные иностранцы, как правило, не могли уехать обратно – Москва не отпускала их. Как свидетельствует очевидец, посетивший Москву в начале XVI в., «уезжать из страны воспрещено кому-либо, в особенности иностранцам», а опричник Генрих Штаден пишет: «Чтобы дойти до смертной казни, иноземцу не так-то легко провиниться. Только когда уличат его, будто он хотел бежать за рубеж, – тогда – да поможет ему бог!»