Русский излом - стр. 61
Кузнецов поерзал на табуретке.
– Ты меня попом на исповеди выбрал? Сказать бы тебе, выбрось ерунду из головы. Так ведь хочется на звезды взглянуть! – Они снова засмеялись.
– Коль! Скажи, почему так: сколько книжек написано про доброту, а все ж хочется зуба за зуб лишить, а не щеку подставить?
– Сам знаешь! Чтобы не повадно было…
– Что Наталья у тебя такая серьезная? Щас ничего. Физкультура на воздухе ей на пользу. А раньше из лица кирзу крои…
– У нее спроси! – усмехнулся Кузнецов.
– Потому что в горах не Колю, а меня нашли! – женщина неслышно вошла, поправляя волосы. Ее большая тень дрогнула на стене.
– Да ты мать Тереза! Спит? – спросил Молотков. Наташа кивнула. – Плеснуть?
Хозяин ушел за стопкой. Женщина, кутаясь в платок, подсела к мужу.
– Молотков, – сказала Наталья, – хочешь, я тебе по хозяйству отработаю? У меня теперь вон, какие руки! – Она показала ладони, но в запрыгавшем огне свечи Леня ничего не разглядел и пренебрежительно отмахнулся.
– Ты лучше вот, что скажи. Ты – школьная химичка? – Наташа утвердительно промычала. – Я директора знаю! Мужик ничего, но с тараканами, как у Дьяконова. Баб боится и всю жизнь роман пишет. Давал почитать. Начало, как у Белых и Пантелеева. Сурово вывел. А эндшпиль что-то между Гари Портером и Властелином яиц. Без чекушки не разобрать. Хошь, протекцию?
– Хороший ты мужик, Молотков, но трепло! О делах говорят трезвыми.
Леня опять отмахнулся.
– Я под нагревом лучше трезвого мыслю! С этого, – он щелкнул себя по кадыку, – греческая философия началась. И русская! Веню Ерофеева читай!
В Бобрах Кузнецовых сначала звали «дачники». Шатались по лесу за грибами и ягодами, для физкультуры ковырялись в огороде. Осенью, нет, чтоб рвануть в город – все надрывались по хозяйству. А получалось кое-как.
Случалось, прохожий остановится возле дома Кузнецовых у колодца – оцинкованное ведро и алюминиевая кружка всегда стояли на деревянном люке. Любопытно, как управляется слепой. Зырк, зырк! Хозяев не видать. Все при деле. Выплеснет остатки из кружки, крякнет – «че болтают?» – и пойдет.
Наталье сочувствовали. Инвалид! – он теперь живи, как придется! А у молодой женщины соблазны! Она же делит судьбу слепого. И не жалуется. Потешались над ее цветником перед домом. «Больше огорода!» Недоумевали, зачем наряжается, если муж не ценит. Списывали на ее городские привычки. «Притрется!» Главное, ребенок ухожен. Значит, с главной обязанностью бабы справляется. Коль случалось Наташе пройтись по деревне, те кто, видел ее улыбчивые серые глаза, и зрелую стать, шеи сворачивали – не полуденный ли то мираж, и сейчас его развеет ветер: такая краля в их дыре редкость. Болтали, а куда ей с ребенком и без жилья? Инвалиду меж собой пеняли: «Такой бриллиант в навоз бросил!» Не одобряли, что Наталья курит папиросы.