Русский иностранец Владимир Даль - стр. 35
Вернемся в Дерпт. В феврале 1825 года из столицы приехал Н. М. Языков. Со своими однокашниками, с И. Ф. Мойером и его окружением поэт делится впечатлениями от того, что узнал и увидел в Петербурге.
Для расследования дела о «возмущении» 17 декабря 1825 года был создан Следственный комитет. 29 мая 1826 года его преобразовали в Следственную комиссию. Затем высочайшим Манифестом от 1 июня 1826 года был учрежден Верховный уголовный суд. Ему было поручено определить судьбу бунтовщиков. Через месяц было принято решение. Все подсудимые были разделены на 11 разрядов, а «особо опасные преступники» выделены отдельно ото всех. Их оказалось пять человек: Михаил Павлович Бестужев-Рюмин, Пётр Григорьевич Каховский, Сергей Иванович Муравьёв-Апостол, Павел Иванович Пестель и Кондратий Фёдорович Рылеев. Они были приговорены судом к смертной казни четвертованием. 11 июля 1826 года государь император Николай I проявил «милость» – заменил четвертование повешением. Через день, 13 июля, все пятеро были казнены на кронверке Петропавловской крепости.
За происходящим в Петербурге внимательно наблюдали в Дерпте. Когда до Лифляндии дошла весть о казни декабристов, Н. М. Языков, потрясенный смертью друга-поэта, пишет стихотворение:
Наш герой, наверняка, слышал эти стихи в исполнении автора. Но, думается, от оценки воздержался. Печальный жизненный опыт дал о себе знать.
Студенты Дерптского университета размышляли не только о политических событиях. Стихотворцы, хоть и разного масштаба, Н. М. Языков и В. И. Даль следили, не могли этого не делать, за творчеством А. С. Пушкина. До Дерпта дошла рукопись еще не опубликованной трагедии «Борис Годунов». Она выйдет в свет лишь в декабре 1830 года (с изъятием сцены «Девичье поле. Новодевичий монастырь»; примечательно, что эта сцена впервые напечатана в конце 1833 года в Дерпте – в журнале «Dorpater Jahrbücher für Litteratur, Statistik und Kunst», на двух языках – русском и немецком, в переводе Е. Ф. Розена).
Первое выступление в печати
Но была и просто жизнь молодых людей, студентов Дерптского университета. После учебы они были не прочь весело провести время и заодно отомстить своим «обидчикам». В. И. Даль вспоминал:
«Если мы, в шаловливом порыве своем, мстили непомерно дорогому переплетчику, зазнавшемуся сапожнику или обманувшему нас на прикладе портному тем, что обменивали ночью их вывески, или надписывали на них, вместо настоящих имен ремесленников, приданные им по какому-либо случаю забавные прозвища, если привешивали к малому оконцу огромный ставень и наоборот, если обменивали таким же образом два деревянные крыльца, приставив, вместо маленького крылечка и лесенки, к полуразвалившемуся домишке огромное крыльцо со львами и резными перилами, запрудив таким образом вход и выход, то шалость эта, без всякого прекословия, вина виноватая, но не злобная, не злонамеренная, не коварно умышленная: мы на другой же день, проспав хмель шалости и необузданной шутки – а другой хмели в нас не бывало – готовы были справить всё опять своими же руками…»