Размер шрифта
-
+

Русский хлеб в жерновах идеологии - стр. 8

Диапазон эмоций, вызванных в обществе канонизацией Николая Второго, оказался достаточно широк: от смущения и досадливого недоумения (у людей умных и образованных) до исступлённой злобищи и беснования (у ярых неосоветчиков).

Однако самой распространённой реакцией было насмешливое ёрничанье – проявлением чего стал настоящий шквал циничных шуток, малопристойных карикатур, ироничных комментариев к царским дневникам и т.п. (главным образом – на тему «святого охотника на кошек и ворон» и интимной переписки с супругой). Остались довольны решением РПЦ разве что православные монархисты–самодержавники – и то далеко не все! – словом, та часть российского общества, которой при любых расчётах можно смело пренебрегать как «статистической погрешностью».

Мероприятие, затеянное из внутрицерковных соображений (одно из которых – примирение с РПЦЗ, давно уже канонизировавшей царскую семью), только повредило исторической памяти императора Николая, нанеся его престижу тяжёлый удар. Своим неоднозначным решением – сопровождающимся, к тому же, наивным приисканием хоть каких–то объективных оснований для такого шага – Церковь его буквально «отдала на растерзание толпе».

И дело ведь не только в личном престиже императора Николая! Канонизация царя, можно сказать, набросила тень сомнения на любую позитивную информацию о николаевской России (особенно – среди молодого поколения). С 2000 года любой «позитив», касающийся Империи Николая Второго, просто обречён наталкиваться на стену усугублённого скептицизма. Всякую же негативную информацию о том периоде общество готово воспринимать как «честную и неприукрашенную», и вообще – вызывающую доверие…

5

Не менее своеобразно складывалась посмертная судьба Петра Столыпина; безусловно, политического исполина и вообще – одного из самых ярких и симпатичных персонажей отечественной истории.

На первый взгляд, Столыпину «повезло». Ельцинская власть неизменно поднимала его на щит (но в то же время как–то хватило ума и вкуса не сделать из него ещё одного «святого Петра»…). Возможно, всё это было совершенно спекулятивно; однако нельзя исключать, что наши министры–капиталисты искренне испытывали по отношению к Столыпину некое ложное чувство родства. Ельцинским «либеральным реформаторам» явно импонировала жёсткость его аграрной реформы и особенно «ставка на крепкого собственника».

Похоже, они и впрямь думали, что формируемое ими сословие бессовестного ворья – это и есть тот самый «крепкий собственник – опора России», о котором мечтал Столыпин! Самое смешное – то, что Столыпин, окажись эти аллилуйщики в его подчинении, наверняка распорядился бы перевести их куда–нибудь «на равную должность не ближе меридиана Урала» (как в своё время Мясоедова).

Страница 8