Русский хлеб в жерновах идеологии - стр. 60

Достаточно точно подсчитывался объём ежегодного хлебного экспорта – то есть количество того зерна, которое было транспортировано, продано и куплено на внешнем рынке, перевезено через таможенную границу; за которое иностранный покупатель заплатил деньги… А вот что касается общего количества зерна, которое было выращено на просторах Российской Империи (по всем российским нивам и весям, миллионами самостоятельных сельских хозяев), – этого в точности не знал никто. Ни ЦСК МВД – главное статистическое ведомство Империи, ни земства (там, где они уже были!), ни министерство земледелия (которое вообще опиралось, в основном, на цифры ЦСК и земств).

Тут надо иметь в виду, что именно ЦСК МВД был «ключевым» учреждением в вопросах урожайной статистики. Он собирал статистические данные по всей территории страны на протяжении нескольких десятилетий. Поэтому и руководству Российской Империи и позднейшим исследователям поневоле приходилось опираться именно на его сведения, при всей их – порой – сомнительности.

Один из основных пороков учётной системы заключался в том, что урожайная статистика писалась буквально «со слов» – на основании сведений, предоставляемых самими земельными собственниками. ЦСК МВД рассылал в волостные правления и землевладельцам опросные листки и на основании полученных сведений выводил общие цифры: посевные площади тех или иных сельскохозяйственных культур, высота урожайности, величина валовых и чистых сборов.

Понятно, что всякий крестьянин стремился – «от греха подальше» – как можно больше занизить и площадь посевов и (тем более! – ибо это уже практически невозможно проверить…) урожайность. Любой частный предприниматель старается преувеличивать размер своих расходов и преуменьшать размер доходов. Не надо быть налоговым инспектором для того, чтобы понимать это…

Доктор исторических наук Михаил Давыдов, давно специализирующийся на экономических аспектах дореволюционной российской истории, в своей книге «Всероссийский рынок в конце XIX – начале XX вв. и железнодорожная статистика» приводит красноречивую зарисовку с натуры (наглядно показывающую степень достоверности таких «статистических опросов»): «Скажи–ка вот что, Ромейко», – говорит сперва счётчик, обращаясь к какому–нибудь хуторянину. Затем следует значительная пауза, а потом уже задаётся сам вопрос вроде того, например: «Сколько ты высеял пудов ржи в прошлом году?». После этого становится заметным, что лицо крестьянина начинает изменяться, делаться серьёзнее, глаза смотрят как–то более осмысленно. Думаешь, что вот уже «Ромейко» расскажет тебе всё с мельчайшими подробностями. Не тут–то было. «Ромейко» обыкновенно отвечает, что пудами он, видите ли, никогда не сеял. И в этом случае оказывалась доля хитрости крестьянина. Он нарочно не отвечает сразу, чтобы выгадать немного времени, дабы успеть обдумать, на сколько следует уменьшить количество засеваемого зерна. На новый вопрос счётчика: «Сколько же посеял осьмин?» – крестьянин начинает считать вполголоса: «Пять, шесть, семь…» и вдруг вслух объявляет: «Пять»; на вопрос «Сколько же ты сеял в деревне ржи?» начинается опять подсчитывание полос, причём на каждую полосу высевается определённая мера: то плетух, то лукошко, в некоторых случаях дело доходит до дедовской шапки».