Русский бунт - стр. 26
Перегнувшись через пять или шесть нетрезвых тел, я вручил Лиде книжку («Сатана в Горае» Зингера). Перегнувшись через то же количество тел, она сказала «спасибо» и чмокнула меня в щёку.
Лида вернулась к оборванному разговору, а я прихлебнул, облизал кофейные усы и потопал: я странствовал теперь с бокалом.
– Не хочешь пыхнуть? – из кладовки высунулась Щёкообильная и протянула обслюнявленный косячок. За её спиной виднелись голоса (даже весёлые), я мотнул головой, показал большой палец и дальше пошёл.
В самой большой (и самой пустой) комнате, на матрасе – среди воздушных шаров, – лежал Телефонноухий:
– Алло, мам? Да. Да. Мы сидим – и нам хорошо.
В кресле сидел Заторможенноречный (он всем представлялся как рэп-летописец) и говорил девушке, сидевшей на подлокотнике:
– А ещё меня по телевизору показывали….
– Ну! По телевизору каждый может. А вот если б тебя по радио показали…
На балконе всё забито – как на митинг (и все в куртках). Если высунуться в мороз улицы – можно даже различить дымчатый контур МГУ. Я стоял в комнате и через стекло видел, как открываются рты, как запрокидываются головы в смехе. Трудовая неделя – это мучение – кончилась: позвольте же людям насладиться акцизным счастьем!
Теребя эту мысль и всё фланируя, я обнаружил, что стою с пустым бокалом у комнаты, где оставил Шелобея, а оттуда звучит «Промышленная Архитектура».
И разговор. Я вслушался.
– …Не, я Бхагавадгиту не читал, конечно, но эта вся замута с колесом Сансары, по-моему, ничё так, – говорил Затылкоблистательный, уже захмелевший глазами (клюкнули по-богословски). – Выполнил квест – поднялся на ступеньку. Это логично.
– Ты сдохнешь и тебя сожрут черви – вот это логично. – Шелобей взял стакан вина, который ему кто-то принёс (это был я).
Потом говорили про Христа. Дальше про Гитлера. Странным образом разговор скользнул на 11 сентября 2001-го.
– Да сам Буш эти башни и взорвал, – сказал Затылкоблистательный невозмутимо.
– Да это ж неважно, кто именно взорвал. Хоть Путин.
– Ну да, ну да. А бомбу под советский союз Ленин подложил.
– Типа того. – Шелобей явно норовил бежать в метафизику: – Смысл в том, что человек – просто самое запутавшееся животное.
– Какая нахрен путаница, если речь о конкретном человеке?
– Конкретный человек – это и есть все остальные.
– Брехня.
– А вот и не брехня!
Спор становился всё более абстрактным. Аргументы становились всё более вокальными.
В дверь влетела Лида (она искала карты): вместе с ней в комнату ворвался запах ромашки, страдания и му́ки. Шелобей как бы вспомнил, что он здесь забыл, и увязался хвостиком за ней. Лида – то ли специально, то ли правда ничего не замечая – всякий раз стремилась вон, стоило Шелобею оказаться в одной комнате с ней.