Русский бунт - стр. 20
– Да так… – Шелобей улыбнулся. – Положи на место, пожалуйста. – Он уселся на табурет. – Ты чего в Москве делать-то собираешься?
– Ну как… Жить.
– И нести анархию в массы?
– Ну не, это старьё. Мы отпечатали несколько прокламаций в Тбилиси – так я их сжёг. Сайт ещё делать пробовали, но его ж раскручивать надо, опять капитализм, невидимая рука – и ну нахер. Я от армии скрываюсь.
Толя Дёрнов плюхнулся на раскладушку.
– Погодь. – Шелобей пытался собрать мысли в кучу. – Прокламации? Армия? Тебе же семнадцать.
– Ну так заранее. Не хочу в шкафу ныкаться.
Чайник щёлкнул: престарело вздохнув, Шелобей разлил чай. Дёрнов (всё не снимая пальто) держал чашку как туркменский хан:
– А спать я буду на подоконнике. Там батарея, тепло. Ты мне подушку дай только, а я пальтом укроюсь.
Неохотно, Шелобей сходил за подушкой.
– На. – Он протянул подушку и футболку. – А то чего как бомж.
– Я не бомж, я закаляюсь.
Чай хлебали шумно.
– Я, знаешь, думаю, от амбиций это всё. – Отставив чашку, Дёрнов закинул руки за голову и раскинул локти доверчиво.
– Что – всё?
– Тоска по недостижимому. Все ж рокерами, миллионерам, нобелевскими лауреатами быть хотят…
– Ну не скажи, – Шелобей ухмыльнулся криво. – Не все.
– Ты сам-то кем хочешь быть?
– Никем.
– В смысле?
– Ну. Ты говоришь, все хотят быть кем-то. А я, значит, буду никем.
Дёрнов подскочил даже:
– Вот это я понимаю, ужас и моральный террор! И как? Получается?
– Да ни хера.
Не без досады, Дёрнов улёгся опять.
– А вот как думаешь, – спросил Толя у потолка, – кто первый панк был?
– Арнольд Шёнберг? – предположил Шелобей.
– Кто это? – Толя нащурился.
– Композитор-авангардист. В двадцатом веке жил.
– Хя-хя-хя-хя-хя! Ну ты дал! Нет, первый панк был Христос. Сам подумай: «Не мир я вам принёс, но меч»; «Царство Небесное силой берётся». Умер молодым. Ну, относительно… Кто-нибудь вообще видел, чтобы он мылся?
– Как минимум, когда его Иоанн Предтеча крестил.
– Ну так один раз – не считово. Вот ты Летова не любишь, говоришь. А ты «Сто лет одиночества» слушал?
– Фрагментами.
– Значит, не слушал.
Почти два с половиной часа они слушали этот альбом (Дёрнов постоянно останавливал и давал обстоятельнейший комментарий). Шелобей не очень себе в этом признавался, но две песни («Вечная весна» и «Свобода») ему даже понравились (в «Весне» ещё перкуссия такая странная, а перебор – как будто вечный поезд в никуда). За это время успели проснуться Тимур (бурят) и Руслан (подозреваемый в терроризме). Они зашли позавтракать и выпить чаю (это был «день тройного выходного»), – а нарвались на лекции Дёрнова об идиотизме Бакунина, имбецильности Прудона и слабоумии Кропоткина. Тимур был курьер, а Руслан работал в магазине «Лего». На всякий случай, Шелобей перевёл разговор на кино, включил БГ и отвёл Тимура в сторону.