Русские тексты - стр. 36
И у нас нет ответа, и у Бунина его не было. Именно поэтому он не написал ни своего «Солнца мертвых», ни своего «Тихого Дона».
«Я кладу на себя медленное крестное знамение, глядя на все то грозное, траурное, что пылает надо мной».
Безошибочно найденные, безупречно расставленные слова…
Стиль!
Такой и весь Бунин.
«Теперь я уже … хотел быть любимым и любить, оставаясь свободным и во всем первенствующим».
Подобные намерения плюс желчность, предвзятость и острый ядовитый язык…
Писательница Наталья Теффи призывала «создать еще одну эмигрантскую организацию – «Объединение людей, обиженных Иваном Буниным».
Единственным человеком, сумевшим разделить и облегчить мучительное одиночество Ивана Алексеевича была его вторая жена, Вера Николаевна Муромцева, но и ее он обрек на унизительное существование под одной крышей со своей «ученицей» Галиной Кузнецовой.
Бунин часто повторял любимую поговорку своего отца: «Я – не червонец, чтобы всем нравиться».
После Нобелевской премии (а ее в 20–30 годы по справедливости заслуживали, кроме Бунина, Горький, Куприн, Мережковский, Шмелев, Цветаева – но у Европы для России «один ответ – отказ») Иван Алексеевич, слывший человеком прижимистым, больше сто тысяч франков пожертвовал на нуждающихся русских писателей.
Нобелевский лауреат, 1933, разумеется, попал в поле внимания товарища Сталина и его секретных служб.
Начинается операция «Уловление»…
Еще в 1931 году Бунина неожиданно навестила молодая супружеская пара из Ленинграда, люди «оттуда» запели песнь о сладкой жизни «Алешки», Алексея Николаевича Толстого.
В 1936 году произошла «случайная» встреча в Париже с самим Алешкой, жгучий интерес к которому сохранялся у Бунина до последних дней жизни.
«Третий Толстой» поведал Ивану Алексеевичу самое дорогое, задушевное, то, что было у него левее сердца: «Поместье, три автомобиля, английские трубки, каких у самого английского короля нету…»
Бунин отозвался нейтрально: «Я поспешил переменить разговор» – все-таки питал слабость к коллекционеру курительных принадлежностей.
После войны в качестве зазывалы выступил советский посол в Париже Богомолов, но успеха не снискал.
Тогда Сталин направил в столицу Франции специальный самолет, на борту которого был черный хлеб, зернистая икра, «Московская водка» и Константин Симонов.
Пир был дан на квартире писателя Пантелеймонова. На заверения Симонова, что суровые времена прошли, Бунин сурово вопрошал: «Где Бабель? Где Пильняк? Где Мейерхольд?» Симонов тупо ел Ивана Алексеевича глазами и по-солдатски отвечал: «Не могу знать!», для убедительности мотая головой.