Русские своих не бросают: Балтийская рапсодия. Севастопольский вальс. Дунайские волны - стр. 161
– Вот этого я не могу вам сказать, – я с некоторым усилием подавил шевельнувшуюся было во мне ревность. – Слышал, что ее, вероятно, тоже переведут сюда – здесь лучше диагностическая аппаратура. Но точно вам сказать не могу.
Альфред еще немного помолчал, думая о чем-то, а потом с горечью пробормотал:
– Да зачем я ей теперь такой нужен – однорукий. Хорошо еще, что нога на месте…
– Ее думали тоже ампутировать. Вас, как мне рассказали, спас один русский врач, – пояснил я.
– А почему, интересно, я вообще ничего не помню с момента обстрела? – подозрительно спросил Черчилль. – Проснулся уже здесь, калекой…
– У русских есть средства, которые в момент операции погружают пациента в крепкий сон, чтобы он в момент хирургического вмешательства ничего не чувствовал. Это называется анестезией.
– А что они говорят, когда мое лечение может закончиться? И сколько оно мне будет стоить?
– Не знаю, но полагаю, что стоить оно вам не будет ни цента. Точнее, ни пенни по-вашему. И насчет сроков лечения ничего сказать не могу. Но я могу спросить.
Тут вошел Саша и, строго посмотрев на меня, произнес:
– Десять минут прошли, Николас. Где Джимми, ты знаешь. На выход с вещами.
– Саш, скажи, а когда Альфреда могут выписать? – поинтересовался я.
– Когда срастется кость ноги и как следует подживет культя, тогда и выпишем. Лечение лучше обсудить с его лечащим врачом – доктор Черников зайдет к вам, мистер Черчилль, примерно через час. А теперь, Коля, уходи.
Я попрощался с Альфредом и вышел из кубрика.
16 (4) августа 1854 года.
Балтийское море. Неподалеку от острова
Мякилуото. Борт фрегата «Инфлексибль»
Лейтенант Французского императорского флота
Аристид де Жёнка
Когда я был совсем еще ребенком, бабушка не уставала повторять мне, что я, когда вырасту, обязан отомстить России. Ее муж, а мой дед ушел в 1812 году с Великой армией императора Бонапарта, чтобы завоевать эту огромную и богатую страну, и не вернулся из того страшного похода.
– Русские убили твоего деда! Из-за проклятых русских твой отец остался сиротой! – не раз твердила мне бабушка.
А пять лет назад бабушка неожиданно получила письмо из России от некой Полины де Жёнка. В нем на весьма неплохом французском языке было написано, что ее муж, Жюстен де Жёнка, остался в России в 1812 году и поступил в услужение к купцам Лазаревым учителем французского языка. Он не захотел возвращаться во Францию и женился на дочери этих Лазаревых – той самой Полине. Только перед смертью он рассказал ей, что уже был женат во Франции, и попросил ее написать в Бордо на адрес моей бедной бабушки и сообщить ей, что муж, по которому она столько лет убивалась, все это время был жив и здоров и вполне счастлив со своей новой супругой.