Русские писатели о цензуре и цензорах. От Радищева до наших дней. 1790–1990 - стр. 8
Конечно, сказано это было напоказ, скорее для Вольтера и других великих французов, с которыми она вела тогда активную переписку. Тем не менее на первых порах, в 60—70-е годы, началась некоторая «секуляризация» печатного слова: разрешены к изданию некоторые частные журналы, немцам-книгоиздателям дозволено было завести в Петербурге частные типографии.
Наконец, в 1783 г. ею издан «Указ о вольных типографиях», положивший начало частному книгоиздательскому делу в России. Одновременно была введена обязательная предварительная цензура, возложенная на управы благочиния, то есть полицейские учреждения. Указ предписывал наблюдать, чтоб «ничего в книгах противного законам Божеским и гражданским, или же к явным соблазнам клонящегося, не было; чего ради от Управы благочиния отдаваемые в печать книги свидетельствовать и ежели что в них противное Нашему предписанию явится, запрещать; а в случае самовольного напечатывания таковых соблазнительных книг, не только книги конфисковать, но и о виновных в подобном самовольном издании недозволенных книг сообщать куда надлежит, дабы оныя за преступление законно наказаны были». Невежественные полицейские чиновники, «урядники благочиния», которых так гневно обличал Радищев (см. ниже главу «Торжок»), в то время все же формально относилось к просмотру рукописей. Сама «крамольная» его книга вышла «с дозволения управы благочиния». Хотя сам автор был наказан ссылкой в Тобольскую губернию, дозволивший его книгу петербургский полицмейстер Никита Рылеев был прощен императрицей «по причине его глупости и ветрености».
Ситуация резко меняется начиная с конца 80-х годов, когда на печать и литераторов обрушивается град репрессий, что вызвано, конечно, событиями Великой Французской революции, опасением, что «французская зараза» проникнет в Россию. Как известно, к смертной казни были первоначально осуждены крупнейший издатель-просветитель России Н. И. Новиков и А. Н. Радищев за издание в 1790 г. своего знаменитого «Путешествия из Петербурга в Москву», почти полностью сожженного (заметим, что подавляющую часть тиража сжег сам автор, опасаясь за свою судьбу).
Хотя Павел и «простил» Новикова и Радищева (очевидно, в пику своей покойной матушке), к печатному слову он относился крайне подозрительно: оставил в силе предсмертное распоряжение Екатерины, которым она отменила свой прежний указ 1783 г. о «вольных типографиях»; все пять лет его царствования они так и простояли опечатанными. Более того, 4 июля 1797 г. он выпускает указ, по которому цензура всех книг переходила в руки высшего правительства: «Государь Император высочайше повелеть соизволил: книги, цензурою признаваемые недозволенными, представлять на рассмотрение Совета (Его Величества)». На таможнях была устроена строжайшая цензура иностранных книг, журналов и газет: одно время им было предписано не пропускать ни одного иностранного издания, хотя бы оно содержало панегирик Павлу.